Хроники Тамула

Эддингс Дэвид

— Кто бы ни говорил тебе сие, он заблуждался. — Бевьер ахнул. — Странствие мое и мое дело были прерваны случаем, — продолжал Беллиом. — Ежели мой путь возможно было изменить, отчего же не может такое произойти с твоим? Истинно скажу тебе, Анакха: должны мы объединиться с дэльфами в деле сем, ибо ежели не сделаем того, то наверняка погибнем. Станет ли кто из вас обманывать другого, нет ли, зависеть будет от обстоятельств. Сейчас сердца дэльфов чисты; сие может перемениться. Сейчас твое сердце чисто; сие также может перемениться. Однако желаем мы того или нет, но должны

мы заключить с ними союз, иначе оба падем и вечно будем терзаться в оковах ужаснейшего рабства.

— Ты слышал его, Бевьер, — говорила Сефрения оливково-смуглому арсианцу, когда Спархок бесшумно вошел в комнату и застал их поглощенными разговором, — они обожествляют озеро — источник скверны, которая делает их отверженными.

— Но он говорил о Боге, леди Сефрения, — мягко возражал Бевьер. — Сдается мне, он называл его Эдемусом — или что-то в этом роде.

— Эдемус покинул их — наложил на них проклятие и отвернулся от них.

— Анари сказал, что Эдемус ушел раньше них, чтобы приготовить им обиталище. — Возражения Бевьера становились все неувереннее. — Он сказал, что дэльфы изменяются — превращаются в чистый свет.

— Ложь! — отрезала она. — Свечение, которым они отмечены, вовсе не знак благословения, Бевьер, а мета проклятия. Кедон весьма хитроумно попытался вывернуть все наизнанку и представить дело так, будто дэльфы превращаются в нечто святое, тогда как на деле все происходит наоборот.

— Но они и вправду практикуют магию, Сефрения, и подобной магии я в жизни не видывал. Я бы ни за что не поверил, что кто-то может вернуться в детство, если бы не увидел этого собственными глазами.

— Именно об этом я и толкую, Бевьер. Они практикуют не магию, а колдовство. Скажи, разве ты когда-нибудь видел, чтобы я подражала Богу?

Спархок, незамеченный, попятился в коридор и направился к келье без двери, которую занимал Вэнион.

— У нас проблема, — сказал он магистру пандионцев.

— Что, еще одна?

— Сефрения пытается перетянуть на свою сторону Бевьера. Она внушает ему, что дэльфы занимаются колдовством. Ты же знаешь Бевьера. При одном слове «колдовство» у него глаза лезут на лоб.

— Ну почему она никак не угомонится?! — воскликнул Вэнион, воздевая руки к потолку. — Неужели слова Беллиома ей недостаточно?

— Она просто не хочет верить, Вэнион, — вздохнул Спархок. — Мы сталкивались в точности с тем же, когда убеждали эленийских крестьян, что стирики не рождаются на свет с рогами и хвостами.

— Сефрении, как никому, должны бы быть чужды подобные предрассудки.

— Боюсь, что нет, друг мой. Стирики, похоже, хорошо умеют ненавидеть. Что мы можем предпринять?

— Я поговорю с ней в открытую.

Спархок моргнул.

— Если станешь спорить, она превратит тебя в лягушку.

Вэнион коротко усмехнулся.

— Нет. Если помнишь, я долго жил в Сарсосе. Стирик не может сделать ничего подобного без согласия своего бога, а Афраэль любит меня — во всяком случае, я на это надеюсь.

— Я соберу остальных и уведу их подальше, чтобы ты мог без помех поговорить с ней с глазу на глаз.

— Нет,

Спархок, это нужно сделать при всех. Она пытается тайком обойти нас, чтобы заполучить себе сторонников. Мы должны довести до всеобщего сведения, что в этом деле ей нельзя доверять.

— Не лучше ли было бы вначале поговорить с ней наедине — до того, как ты прилюдно унизишь ее? Вэнион упрямо покачал головой.

— Мы должны сделать это открыто, — объявил он.

— Тебе остается только надеяться, что Афраэль тебя любит, — пробормотал Спархок.

— Они целиком и полностью обратились к язычеству, — упрямо говорила Сефрения. — С тем же успехом они могли бы поклоняться деревьям или скалам причудливой формы. У них нет ни вероучения, ни доктрины, ни ограничений, и то, что они практикуют колдовство, — тому доказательство. — Вэнион созвал всех в большую комнату в конце коридора, и сейчас Сефрения настойчиво и даже резко доказывала перед ними свою правоту.

— В чем разница? — пожал плечами Телэн. — Магия, колдовство — все это одно и то же, разве нет?

— Магия исходит от богов, Телэн, — пояснил Бевьер. — Наша Святая Матерь в мудрости своей дозволила рыцарям церкви изучать секреты Стирикума, дабы мы могли лучше служить ей. Однако для нас существуют ограничения — некоторые области, куда путь нам закрыт. Колдовство не знает ограничений, потому что оно — порождение зла.

— Дьявола, что ли? Я никогда не верил в существование дьявола. Столько зла собрано в самих людях, что мы вполне можем обойтись и без него. Я знавал нескольких очень злых людей, Бевьер.

— Существование дьявола доказано.

— Только не для меня.

— Мы, кажется, отвлеклись, — вмешался Улаф. — Какое, собственно говоря, имеет значение, кому именно поклоняются дэльфы? Нам и прежде случалось заключать союз бог весть с кем, чтобы достичь той или иной цели. Беллиом говорит, что мы должны объединиться с дэльфами, иначе мы проиграем. Проигрывать мне совсем не хочется, так в чем же проблема?

— Беллиом ничего не знает об этом мире, Улаф, — сказала Сефрения.

— Тем лучше. Он подходит к делу с ясным и ничем не замутненным пониманием. Если мне нужно спрятаться за деревом, чтобы меня не унесла лавина, разве я стану спрашивать у дерева, кому оно поклоняется?

— Беллиом скажет или сделает все что угодно, лишь бы обрести свободу, — настаивала Сефрения. — Вот почему я с самого начала была против того, чтобы использовать его.

— Сефрения, нам придется поверить Беллиому. — Вэнион явно изо всех сил старался сдержать раздражение. — Разве не бессмысленно доверять ему свои жизни и не верить его словам? Ты же знаешь, в прошлом он немало помог нам.

— Только потому, что его принуждали к этому, Вэнион. Беллиом подчинился, потому что его заставили подчиниться. Я верю ему даже меньше, чем дэльфам. Он чужой, совершенно чужой, и мы не в силах предвидеть, на что он способен. Мы в безопасности лишь до тех пор, покуда держим его под замком и вынуждаем силой подчиняться нам. Если мы начнем прислушиваться к его речам, мы окажемся в большой опасности.