Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе)

Пейвер Мишель

Волк немного постоял и осторожно приблизился к вожаку — так, как подобает молодому, но вполне взрослому волку приветствовать старшего: прижав уши к голове и подползая к нему на брюхе. Так Волк приносил свои извинения за слишком долгое отсутствие.

Вожак гордо отвернулся. Потом вдруг с пугающей быстротой снова повернулся к Волку, схватил его зубами за морду, швырнул навзничь на землю и, рыча, встал над ним.

Волк колотил хвостом по земле и тоненько, униженно поскуливал.

Стая молча наблюдала за ними.

Вожак

выпустил морду Волка, поднял голову и, прищурившись, посмотрел на него. Волк понял намек и лизнул вожака в морду, почтительно посвистывая при этом носом, поскуливая и так махая хвостом, что у него чуть не оторвалась задняя часть туловища, — это он выражал свою благодарность за то, что ему разрешили вернуться в стаю.

Теперь наступила очередь главной волчицы стаи. Плечом отодвинув вожака в сторону, она тоже с грозным видом постояла над Волком и получила свою порцию приветствий и благодарностей. А уж после этого все остальные ринулись здороваться с Волком, радостно подталкивая его носом и боками.

Молодая волчица с темной шерстью игриво положила ему лапу на плечо и тут же получила здоровенную оплеуху от самца с черным ухом: судя по всему, этот Черноух верховодил среди молодых волков. Он тоже хотел было схватить Волка зубами за морду, но Волк вывернулся и сам схватил его, бросил на землю и стоял над ним, грозно рыча, до тех пор, пока Черноух, извиняясь, не постучал хвостом по земле. Волк отпустил его и даже лизнул в нос, как бы говоря, что извинение принято. «Теперь я буду командовать молодыми волками!» — сказал он Черноуху. И тот подчинился.

А Волк с наслаждением вдыхал чудесный сладкий запах детенышей, исходивший от шкуры каждого волка. Яростная любовь к волчатам вспыхнула в его душе. Скорее бы добраться до Логова! Скорее бы увидеть детенышей! Обнюхать их, поиграть с ними, позволить им на него карабкаться!

«Почему ты ушел?» — спросил у него Черноух глазами и легким движением хвоста.

«А почему вы покинули Гору?» — спросил в ответ Волк.

Остальные толпились вокруг, и Волк сразу же получил ровно столько ответов на свой вопрос, сколько было волков: «Громовник. Большой Мягкий Холод. Волчата. Древнее Логово. Большая Вода. Плохой запах. Нужда. Пришлось…»

Вдруг главная волчица подняла морду, понюхала воздух, дернула ухом и сказала Волку: «Теперь ты охотишься с нами».

Волк вильнул хвостом. «Да. Но я привел с собой брата».

Волчица нетерпеливо передернула шкурой: «Ты из этой стаи. Никаких других!»

Волк встревоженно качнул головой: «Но он мой брат. Хотя… у него нет хвоста. И бегает он на задних лапах».

Вожак раздраженно дернул хвостом: «Он не волк».

Волк засвистел носом и прижал уши, стараясь возразить — как можно вежливее, впрочем, — что его Бесхвостый Брат все-таки волк.

Вожак и его самка обменялись мимолетными взглядами. Молодая волчица с темной шерстью озадаченно смотрела на Волка.

Вожак сделал шаг в

сторону и, небрежно повернув свою седую голову, обронил на ходу: «Волк не может принадлежать сразу к двум стаям».

У Волка безнадежно повис хвост.

Небеса потемнели, оттуда начинала падать Вода.

А Волк стоял под дождем и смотрел, как стая убегает от него, скрываясь в лесной чаще.

Глава тринадцатая

Шел дождь. Торак промок до костей, но костер разжечь побоялся. Его шалаш был полностью уничтожен камнепадом, он и сам-то едва успел спастись.

В течение полумесяца он как-то просуществовал в овраге неподалеку от реки. Во всяком случае, ему

казалось

, что он прожил там полмесяца; он явно начинал терять счет времени и чувствовал, что теряет и свое блистательное умение выслеживать добычу. Пока рядом был Волк, все шло гораздо лучше; но тогда Тораку все мерещились опасности, и он отослал Волка прочь. А теперь на него снова навалились одиночество и беспомощность.

А тут еще и этот камнепад случился. Пришлось убраться из оврага. Торак подозревал, что это происки Тайного Народа. Это они заставили его уйти оттуда. Они ведь могут быть везде — и в деревьях, и в камнях, и в ручье, и в реке. Наверное, они и сейчас за ним наблюдают…

Поправив лук на плече, Торак двинулся дальше. «Шаг за шагом, — пробормотал он, — только так». И невольно вздрогнул: это были слова Фин-Кединна. Но ведь Фин-Кединн сам изгнал его из своего племени! Воспоминания об этом причиняли нестерпимую боль.

И почти так же больно было думать о Ренн. Ничего, у нее теперь есть Бейл. Они теперь все время вместе. Зачем ей какой-то изгнанник!

У реки Торак остановился. Ему хотелось пить, но, когда он склонился к воде и увидел свое отражение — свою телесную душу, — он даже отшатнулся. До чего же мерзко он выглядит! Прямо как старый Ходец. Такой же грязный, с безумным взглядом… Неужели и ему, Тораку, суждено так закончить свои дни?

Торак напился воды и, спотыкаясь, снова побрел вверх по течению. Он даже не замечал, что постоянно разговаривает вслух сам с собой и невольно то и дело ощупывает пальцами незаживающую рану на груди. Он уже вытащил нить, которой по совету Ренн стянул края раны, но оттуда все равно все время что-то сочилось.

Наконец он добрался до опушки Леса и, оглядевшись, обнаружил, что стоит на склоне холма; восточный ветер холодил ему лицо, точно чье-то ледяное дыхание, а перед ним, вплоть до Высоких Гор, расстилалось бескрайнее внутреннее море, похожее на дрожащую, переливающуюся темную пелену густого тумана. Торак смотрел на эту серую воду и серый туман и не мог понять, где кончается вода и начинается затянутое тучами небо. Весь мир, казалось, превратился в сплошной дождь и туман.

«Это, должно быть, озеро Топора, — догадался он. — Да, должно быть, оно».