Хроники тонущей Бригантины. Остров
Шрифт:
Лучше виски. Давно он этого не вспоминал. А ведь не такое уж страшное, и даже не секрет. Может быть, рассказать Сорьонену за виски, это будет и не против правил почти.
Мартин решил так и сделать, если рассказ придется к разговору о войне. О чем еще говорить, как не о войне двум взрослым мужчинам, которые уважают друг друга.
Уважают.
Еще как.
Мартин вовремя спохватился. Лучший способ зациклиться на чем-нибудь нежелательном — начать это анализировать. Особенно, если имеешь дело с доктором, который вообще не поддавался анализу, хуже того, с ним все всегда
И это в нем нравилось больше всего. И немножко не нравилось, потому что удивляло.
Мартин тряхнул головой. Вспомнил, что хочет есть, а еще хочет выпить, можно все-таки в одиночку, хочет немного поговорить, хочет в общих, ни к чему не обязывающих фразах рассказать немного о прошлом, о войне на Юге, о тыквенных семечках. Нет, об этом он не будет рассказывать даже под пытками.
Он пересек двор, где теперь, спасибо уборщикам и де ля Росе лично, можно было ходить даже с закрытыми глазами, рискуя запнуться разве что об стену здания. Но Мартин закрывать глаза не собирался, напротив, чувствуя себя едва ли не юнцом, на спор забравшимся ночью на деревенское кладбище, озирался, высматривая опасность. Никого не было. Академия обезлюдела, видимо, все разбрелись по комнатам, утомленные дневными трудами. Вот только в бывших кухнях горел свет.
Мартин поежился. Покойницкая, зачем там свет. Разве что де ля Роса, говорят, посиживал там ночами, охраняя покой мертвых. Все-таки физрук сошел с ума.
Пить пришлось в одиночестве, разговаривать с самим собой и вовсе не тянуло. Мартин привычно обмотался одеялом и с новой порцией виски принялся за чтение. Доктор так и не заходил, судя по всему, начисто позабыл про ужин. А его ассистенту пришлось утолять голод тем, что было недоедено за завтраком. Галеты, пара сухариков, изюм — еда путешественника. Виски и изюм не сочетались, хотя запивал же он бренди свое лекарство.
Вспомнив про пилюли, Мартин немного оживился. Нужно было их принять, а то как бы опять не вышло приступа, как раз когда доктор вознамерился заночевать в лазарете.
Ну, сегодня-то ему там будет спать куда удобнее.
Виски остался недопитым, и полупустой стакан стоял у кровати. Мартин уснул быстро и крепко, утомленный длинным, необычным днем.
37
Да что же это такое?
Был вечер. Ян сидел в своей комнате, скованный не то страхом, не то жутким непониманием. Что могло такого произойти?
Впрочем, днем он все сам прекрасно видел. Не нужно много ума, чтобы догадаться. Мертвецы — они разные, но в чем-то и неуловимо одинаковые. Ян не боялся мертвых. Даже тот выпавший из окна мальчишка не вызывал отвращения — скорее это были последствия непонимания. Перепутал, такое бывает.
А тут даже путать было нечего.
Хотя в первую секунду, когда зрение показало нечеткую картинку
Тот был теперь король и князь, единственный повелитель всего сущего и висел, как полагается, изрядно над полом.
Под потолком в этом общежитии шли толстые деревянные балки, две штуки, скрещивавшиеся на манер Восточного морского флага, ровно посередине. Сыроватые, морилка как-то расплылась, но это была лишь видимость непрочности. Эти балки держали на себе ни много, ни мало половину веса перекрытия, для подстраховки и еще для того, чтобы некоторые, особо предприимчивые студенты, развешивали на них сушиться свою форму.
Было и иное предназначение, в котором прочность балок тоже служила свою службу.
А на полу было пятно, кровь и кой-что похуже. Небрезгливый Ян автоматическим жестом потер нос, но продолжал стоять, снизу вверх таращась на мертвеца. И уйти не мог, потому что бог знает уж какая извращенная логика, именно логика заставляла остаться, посмотреть еще немного. Проникнуться.
Так, будто понадобится это в жизни, будто шрам-молния поперек спины, будто блеск финского ножа в руке двенадцатилетнего оборвыша, будто пустые глаза единственного важного человека.
Тут рассуждения безнадежно сбились, Ян опустил руки и с силой сжал кулаки. Потом стал опасаться, как бы не психануть, не использовать покойного в качестве спортивного снаряда. Интересно, как он будет раскачиваться.
Ян перекрестился.
Подумал, что надо выйти из комнаты. Скоро начнется паника, и будет очень неправильно, если его втянут в скорбные хлопоты. Не хотелось. Насмотрелся уже, и даже сказать нечего. Ничего в голову не лезет, только зрение методично подмечает детальки. Нет воображения, Мартини? Это просто ты его не видел.
— Аминь, — сказал Ян мертвецу. — Покойся, что с тобой поделаешь.
Он обошел мертвого, ставя ноги так, чтобы ни в коем случае не наступить на расползавшееся пятно нечистот, смешанных с черной, вонючей кровью. Да, они когда умирают, такое случается.
Вот, например, почему мертвый без сапог. Некому было их снять, да и не те уже времена. Форменные, тяжеловатые сапоги давно не в дефиците.
Ногти на ногах у него отросшие, мутные, загибаются, как звериные. Противно. И белые, сверкающие на солнце волоски вдоль ступни.
Или кисть руки. Расслабленные, худющие пальцы, под ногтями кровь и грязь, потому что тоже слишком длинные. Стричь надо.
И волосы тоже, потому что лица сразу и не разглядеть, так занавесился. Волосы белые, почти бесцветные.
Ян заставил себя оторвать взгляд от покойника и оглядел комнату. Окно открыто, ветер не в ту сторону, в комнате ничего не шевелится. В противном случае этот бы слегка покачивался, да.
А в коридоре кто-то уже бежал. Пока далеко, Ян прекрасно изучил, какие звуки издает здание в каждом конкретном месте. Пора было уходить, желательно, не через ту лестницу, по которой уже спешили на помощь. А чем тут поможешь?