Хроники тонущей Бригантины. Остров
Шрифт:
А может быть, и не нужно ничего говорить. Такой Сорьонен до жути напоминал его самого, потому что разговаривал, более ли менее адекватно проделывал простейшие жесты — протянуть колбу, кивнуть, выпить — но его, Мартина, не замечал. Вот это состояние, когда умудряешься быть один даже если кто-то искренне пытается помешать, Мартин знал превосходно.
Оказывается, со стороны это выглядело жутко. Понятно теперь, почему Ян так бесился. Мартин и сам немного не в своей тарелке себя чувствовал и уже совсем не радовался такому собутыльнику.
Некоторые,
Мартин проглотил старательно разогретый виски. Поминки. Чьи все-таки?
— Кари, а кто умер?
— Яска днем повесился, — сообщил Сорьонен.
Спокойно так сказал, профессионально. Мартина словно колодезной водой окатили, только-только подступивший хмель разом слетел. Ну да, можно было и догадаться. Панику ведь еще когда подняли, а он все время просидел в лазарете и еще удивлялся, чего это не идут пациенты. А с какой стати они пойдут, если доктора там нет.
— Как повесился?
— А как вешаются, Франс? Тебе правда интересно знать?
— Не хочешь, не рассказывай, — и зачем было спрашивать. Ведь не для того он пил, чтобы еще разок пережить такие ощущения. Мартин примирительно поднял руки, и ту, что держала стакан, и свободную.
— Поганый денек выдался, — сказал доктор. — Порой я свою работу ненавижу, в такие вот дни.
Мартин запаниковал. Кажется, Кари все-таки решил разговаривать. Хуже того, сейчас, в шоковом состоянии, вполне мог наболтать и того, чего Мартину слышать вовсе не следовало. Это было грубейшее нарушение порядка, потому что в ответ он сам наверняка сообщил бы не меньше. А ведь им потом дальше вместе работать, и стоит выдать одну тайну, остальные последуют за ней.
— Пей лучше, — он наполнил докторскую колбу до краев.
Виски в бутылке кончился, поэтому себе Мартин наливать уже не стал и только надеялся, что такой дозы хватит, чтобы усыпить одного до кончиков волос сумасшедшего доктора.
Тот покорно проглотил, все и сразу. Даже морщиться не стал, а Мартину пришли на ум страшилки о том, что студенты медицинских академий на спор забираются ночами в лаборатории и много что там выпивают. Тоже на спор. Может быть, это была правда.
— Это же не твоя вина, — рискнул сказать Мартин и забрал у доктора опустевшую колбу.
— Как раз моя, — возразил Сорьонен. — Когда умирает пациент, это в основном вина врача. Даже если он просто приехать не успел.
— Ну, если тебе так больше нравится думать, пускай будет твоя.
Мартин почти смирился уже с тем, что ему придется выслушать. Вот только жаль было, что иллюзия непогрешимого, очень надежного доктора таяла с каждой секундой. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться, а он вообще зря за нее цеплялся. Слабые или стараются жить
И тут его осенило. Средство было безотказное, действовало даже на взбешенного Яна. Мартин задержал дыхание, и, убедившись, что Сорьонен смотрит в пространство и мимо него, принялся кашлять. Для пущей достоверности он прижал руки к груди. Получалось реалистично, и через секунду к собственным рукам добавились чужие, пахнущие карболкой и дымом.
— И ты туда же, — проворчал Сорьонен. — Где пилюли?
Мартин затряс головой, хотя одновременно и кашлять, и жестом давать понять, что лекарство он уже принял и больше не нужно, было затруднительно. Кашлять получалось лучше, и мысль, что он зря играется с огнем, пришла запоздало. Как доктор к только что умершему пациенту.
Дальше притворяться становилось опасно, и Мартин просто замер, оценивая успех своей авантюры. Наверное, это можно было назвать успехом. Незнакомый человек исчез, и держал его уже вполне привычный доктор, кстати, без халата, в такой же, как у него рубашке.
— И к чему была эта попытка манипулировать, Франс?
А вот теперь придется говорить ему. Мартин понял, что метод действовал правильно только на просто устроенных психопатов вроде Яна, а для таких как он сам, да и Сорьонен тоже, не годился совершенно. И надо придумывать какое-то объяснение простому желанию успокоить, пока не сказано лишнего.
— Неужели ты думаешь, что я стал бы рассказывать всякие ужасы из прошлого, — неожиданно желчно осведомился доктор. — Полагаю, тебе и собственных хватает. Чего один Дворжак стоит.
Мартин дернулся. Закралось у него подозрение, что пожар Кари устроил не сам. Да и сейчас стало заметно, с такого расстояния, что челюсть у того украшена чем-то, донельзя напоминающим нарождающийся синяк. Представить себе передравшихся доктора и Яна Мартин если и мог, то с трудом. Это было нелепо, и вообще, из-за чего бы им…
— Но в чем-то он прав, — Сорьонен сделал правдоподобную попытку усмехнуться. — Меня тоже, скажем так, не все в тебе устраивает. Некоторые черты твоего характера меня, как врача, просто из себя выводят.
Мартин удивленно приподнял бровь. Вот этот человек сейчас чуть ли не к себе его прижимал и затеял медицинскую лекцию, да еще с элементами оскорблений. Хотя если вспомнить, что у них поминки до потери сознания, это можно было и стерпеть. Вот только немного отодвинуться, а то мысли какие-то неправильные в голову лезут.
— Какие это?
— Ты в своем теле, как в гостинице, — пожаловался Сорьонен. — Крыша течет, в подвале мыши завелись, а тебе все равно, так, будто ты через два дня выедешь. Это нормально, по твоему?
— Такая уж гостиница, — нехотя согласился Мартин. — Я бы съехал, будь другая поблизости.
— Вот-вот. И я уже не знаю, как тебя еще заставить понять — другой гостиницы не будет, — Сорьонен, наконец, сообразил, что делает, и отпустил мартиновы плечи.
— Через силу не получится.