Хронико либеральной революции
Шрифт:
– Я хочу нарисовать несколько картинок из той жизни, которая привела к сегодняшним событиям. Сначала это были несколько последних съездов. Ни телекамера, ни микрофон не могут передать атмосферы злобы, которая сопутствовала этим съездам. Атмосферы, в которой принимались пресловутые поправки к Конституции, которую сегодня якобы защищают те, кто пролили кровь в Москве. Я хочу задать вопрос вам и себе: может ли называться Конституцией то, что кучкой людей подгоняется под себя?.. Я хочу сделать так, – я делаю поправку к Конституции и объявляю это конституционным законом. А теперь вы все идите, защищайте этот закон, который создан на потребу мне. Вторая картинка. Вы помните дебаты вокруг бюджета. На трибуне ВС, – министр финансов Борис Федоров. Он пытается
На этот раз резко осудил мятежников и Явлинский, до той поры старавшийся держаться нейтралитета да и вообще всегда остающийся “при особом мнении” (всего лишь за несколько дней перед этим он говорил: “Сегодня нельзя безоговорочно поддерживать ни одну из сторон”). По словам Явлинского, сторонники Руцкого и Хасбулатова после спровоцированных ими столкновений в Москве, в результате которых пролилась кровь, лишились права называть себя представителями интересов народа и поборниками законности. Выступая в ночь на 4-е по Российскому телевидению, Явлинский потребовал от Ельцина использовать все имеющиеся в его распоряжении силы и средства, чтобы подавить вылазки “фашиствующих, экстремистских, бандитских формирований, собранных под эгидой Белого дома”. “Президент должен проявить максимальную жесткость и твердость в подавлении бандитствующих элементов”, – сказал будущий руководитель “Яблока”.
Ночь возле Моссовета
Третья “болевая точка”, где ожидались, но, к счастью, не произошли столкновения, – район Моссовета. Вечером по Российскому телевидению выступил Егор Гайдар, сказал о смертельной опасности, нависшей над демократией, призвал демократов собраться на тогда еще Советской площади. Позже его упрекали: дескать, как можно было вытаскивать из своих квартир безоружных людей – под пули боевиков? Но ведь бывают минуты, когда нельзя оставаться дома. Все поняли призыв Гайдара как вполне определенный тревожный сигнал: надежды, что силовые структуры окажут Ельцину быструю полномасштабную поддержку, пока не оправдываются. Своим появлением возле памятника Долгорукому люди выразят свою позицию в начавшейся гражданской войне.
Мы с женой тоже поехали туда. Перед красным зданием стояла довольно внушительная толпа. Отдельно кучковались герои августа 1991-го – ребята из движения “Живое кольцо”, вооруженные кольями. Во всем чувствовалось предгрозовое напряжение.
Позднее, около полуночи, выступая непосредственно возле Моссовета, Гайдар подтвердил, в чем причина его тревоги:
– Говорю честно: сегодня полагаться только на лояльность, на верность наших силовых структур было бы преступной халатностью и преступной наивностью нашей стороны.
Мало-помалу, однако, напряжение стало спадать. Появилось ощущение, что до Моссовета, по крайней мере этой ночью, боевики не доберутся. Мы отправились домой, решив в случае чего немедленно вернуться сюда.
Рано утром 4 октября корреспондент ОРТ так описывал обстановку в этом районе:
– Со здания Моссовета идет вещание второй программы телевидения. Время 4 часа 37 минут. Средний возраст тех, кто провел здесь ночь, от 25 до 40 лет. Более молодых довольно-таки мало. Женщин также мало.
Армии все нет и нет
По сообщению “Интерфакса”, в ночь на 4 октября на сторону Верховного Совета перешла группа вооруженных офицеров одной из частей московского округа ПВО во главе с полковником. Перебежчики – число их не называлось – примкнули к защитникам Белого дома. По их словам, желание отправиться вместе с ними в Дом Советов выражали многие их сослуживцы, однако офицеры решили не втягивать солдат-срочников в вооруженный конфликт. По мнению собеседников “Интерфакса”, армия сейчас “фактически расколота”, и они сомневаются, что воинские части, которые вызывает в Москву министр обороны Павел Грачев, поддержат исполнительную власть.
В общем-то, они были недалеки от истины. Хотя армия и поддержала Ельцина, но – с большой неохотой, с большим скрипом. По воспоминаниям президента, в первый раз он услышал от Грачева, что тот дал команду воинским частям идти в Москву, где-то между семью и восемью вечера 3 октября. В дальнейшем он постоянно созванивался с министром обороны и тот бодрым голосом его заверял: войска вот-вот войдут в Москву, войска уже в Москве, они движутся по Ленинскому проспекту, по Ярославскому шоссе, другим магистралям столицы, что к осажденному телецентру вот-вот подойдут мощные армейские подразделения и он будет полностью освобожден…
А войск все нет и нет.
В конце концов, Ельцин дал команду связаться с дежурным ГАИ по Москве и выяснить точно, на каком расстоянии от “Останкина” находятся воинские части. В ответ ему позвонил начальник этого ведомства генерал Федоров. Его информация была ошеломляющей: никаких войск в Москве нет, все они остановились в районе Московской кольцевой дороги.
“Хотелось грохнуть кулаком по столу, – вспоминает Ельцин, – и крикнуть ему: как остановились, они же должны быть рядом с телецентром! Но при чем тут начальник ГАИ?”.
Грачев, конечно, не мог не знать реального положения вещей. Почему же этот “лучший министр обороны”, как назвал его Ельцин, водил своего начальника за нос? Только ли потому, что не хотел огорчать шефа “плохими новостями”, как это вообще заведено у чиновников? Нет, конечно, не только поэтому. Думается, все три ельцинских силовика – Грачев, Ерин, Голушко – во время сентябрьско-октябрьских событий не проявляли излишней прыти по понятной причине – просто выжидали, чья возьмет, на чью сторону склонится чаша весов. Не исключаю: еще чуть-чуть, и они – а вместе с ними и их подчиненные – могли бы оказаться на другой стороне баррикад. Так что, можно сказать, Ельцина спасло чудо.
Сам он так описывает ситуацию в ночь с 3-го на 4-го:
“Я… понял со всей очевидностью, что судьба страны повисла на волоске. Армия еще не вошла в Москву – не хотела или не успела? – а милиция, которую в течение почти двух недель насиловали требованиями не применять оружия, оказалась не в состоянии дать отпор не просто орущим или грозящим гражданам, а настоящим профессиональным убийцам, боевым офицерам, умеющим и любящим воевать”.
И еще:
“К полтретьего ночи я имел следующую картину… Милиция, от которой требовали не ввязываться в столкновения и которая после первого же нападения ушла, оставив город на растерзание вооруженным бандитам. И армия, численность которой составляет два с половиной миллиона человек, но в которой не нашлось и тысячи бойцов, хотя бы одного полка, чтобы оказаться сейчас в Москве и выступить на защиту города”.