Хронолиты

Уилсон Роберт

Чем дальше от побережья, тем более гористым становится Чумпхон. Когда мы свернули, то стали почти единоличными хозяевами дороги, пока мимо, обдав нас градом гравия, не проревела фаланга пограничной полиции. Да, определенно что-то случилось. Мы ненадолго остановились, чтобы Хитч облегчился на заправочной станции («Hawng Nam», что буквально означает «Где тут вода?»), пока я настраивал свой портативный приемник на англоязычную радиостанцию Бангкока. Сплошные американские и британские музыкальные чарты и ни слова про марсиан. Но стоило Хитчу вернуться из туалета, как бригада Королевской

Тайской армии, три бронетранспортера и несколько дребезжащих хаммеров, пронеслась в том же направлении, что и местная полиция. Хитч посмотрел на меня, я – на него.

– Достань камеру из багажника, – велел он, на этот раз не улыбаясь, и вытер руку о шорты.

Впереди разворошенные холмы прорезал светлый столб то ли тумана, то ли дыма.

Я и понятия не имел, что моя пятилетняя дочь Кейтлин проснулась в дикой лихорадке, и Дженис добрых двадцать минут напрасно искала меня, прежде чем сдалась и отправилась с Кейт в благотворительную больницу.

Здешний врач был канадцем, жил в Чумпхоне с две тысячи второго года и делал вполне современные операции на пожертвования какого-то департамента Всемирной организации здравоохранения. Доктор Декстер, как звали его люди на пляже. Человек, разбирающийся в сифилисе или кишечных паразитах. К тому времени, когда он принял Кейтлин, температура у нее поднялась до сорока градусов, и малышка лишь изредка приходила в сознание.

Дженис, конечно, сходила с ума. Должно быть, она опасалась худшего: японского энцефалита, о котором мы читали в газетах весь год, или денге, убившей так много людей в Мьянме. Доктор Декстер диагностировал обычный грипп (эта зараза гуляла в Пхукете и Самуи с марта) и накачал Кейт противовирусными препаратами.

Дженис устроилась в приемной больницы и периодически пыталась дозвониться мне. Но я оставил телефон дома, в рюкзаке на полке. Она могла бы попытаться набрать Хитча, но тот не доверял открытым каналам связи; он носил только GPS-навигатор и компас, считая, что этого более чем достаточно для настоящего мужика.

Когда я заметил колонну сквозь лесную дымку, то принял ее за чеди [3] далекого Вата – одного из буддийских храмов, разбросанных по всей Юго-Восточной Азии. В любой энциклопедии, к примеру, найдется фотография Ангкор-Вата. Вы бы оценили его, если бы увидели: гробница с каменными башнями, которые выглядят удивительно естественно, словно окаменелые кости какого-то огромного тролля, брошенные в джунглях.

Но этот чеди – я рассмотрел его лучше, когда мы поднялись наверх по извилистой дороге, – был неправильной формы и неправильного цвета.

3

Чеди – в буддийском искусстве Таиланда разновидность ступы (вид гробницы или памятника). Характеризуется ступенчатым основанием, которое переходит в колоколообразную форму с навершием в виде высокого шпиля.

Мы въехали на гребень горы и оказались перед блокпостом королевской полиции, пограничных патрульных машин и разномастных военных на ржавых внедорожниках. Они разворачивали обратно все машины. Четверо солдат тренировались в стрельбе по древнему сонгтео марки «Хендай», наполненному кудахчущими курами. Пограничные копы выглядели молодыми, но очень недружелюбными в

своих хаки и очках «авиатор», винтовки они держали так, что это действовало на нервы. Мне не хотелось с ними связываться, о чем я и сказал Хитчу.

Не знаю, услышал ли он. Его внимание было приковано к монументу – пока буду использовать это слово – что виднелся вдали.

Теперь мы могли ясно его рассмотреть. Странная штука оседлала верхнюю террасу холма, до половины скрытая туманом. Без каких-то видимых ориентиров трудно было судить о ее размерах, но, полагаю, она была не меньше трехсот футов в высоту.

В силу своего невежества мы могли бы ошибочно принять ее за космический корабль или оружие, но, по правде, стоило мне присмотреться, как я сразу определил ее как своего рода памятник. Вообразите усеченный Монумент Вашингтона из голубого стекла, со слегка закругленными углами. Я понятия не имел, кто создал его или как он оказался здесь – по-видимому, за одну ночь, – но при всех своих странностях выглядел он однозначно рукотворным, а люди создают такие вещи с единственной целью: заявить о себе, обозначить свое присутствие и продемонстрировать силу. То, что эта штука вообще тут находилась, было странно до умопомрачения, но все подтверждало ее реальность – и ее масса, и размер, и невообразимо нелепый вид.

Потом начал подниматься туман, заслоняя нам обзор.

Двое неприветливых парней в форме развязно зашагали в нашу сторону.

– Похоже на то, – произнес Хитч, его едва заметный протяжный юго-западный говорок звучал слишком уж лениво, учитывая обстоятельства, – что скоро сюда слетятся все американские и ооновские засранцы плюс еще куча яйцеголовых умников.

Над горным хребтом уже кружил вертолет, – без опознавательных знаков, но явно военный, ветер от его винтов взбалтывал туманную дымку.

– Тогда возвращаемся, – ответил я.

Он сделал один снимок и спрятал камеру подальше.

– Это необязательно. С той стороны холма есть тропа контрабандистов. Она отходит от главной дороги в полумиле отсюда. Мало кто о ней знает, – он снова усмехнулся.

Я изобразил улыбку в ответ. Передумать мы всегда успеем, а я знал Хитча и понимал, что спорить с ним не имеет смысла. А еще мне не хотелось оставаться возле этого КПП без тачки. Хитч круто развернулся, и мы оставили тайских копов пялиться в дыру нашей выхлопной трубы.

Это было часа в два или три, примерно в то время, когда у Кейтлин из левого уха начал сочиться кровавый гной.

Мы поднимались, петляя, по тропе контрабандистов, пока могли проехать на «Даймлере», потом спрятали байк в зарослях и больше четверти мили топали пешком.

Дорога была трудной, когда ее прокладывали, думали о маскировке, а не об удобстве. Крутое местечко, как назвал ее Хитч. У него в багажнике отыскались походные ботинки, а мне пришлось топать в кроссовках, с опаской думая о змеях и насекомых.

Если бы мы прошли еще дальше, то точно добрались бы до какого-нибудь схрона наркоты или рудника, а может, даже до бирманской границы, но через двадцать минут тропа привела нас настолько близко к монументу, насколько мы и хотели – вернее, насколько мы смогли подобраться.

До него было около тысячи ярдов.

Первыми людьми, увидевшими его вблизи, мы, конечно, не стали. В конце концов, он ведь перегородил дорогу, и случилось это часов двенадцать назад, более того – фанфары «реактивного двигателя» прошлой ночью возвестили о появлении артефакта.