Хронос. Ледяной поход
Шрифт:
Тоха ухмыльнулся:
— Что, тебя делают крайним? Впрочем, — он махнул рукой, — это похоже на наши родные спецслужбы, и пофиг, из какого они времени.
— Антон, операция должна проходить под моим постоянным контролем.
— Интересно! — восхитился программер. — Как это ты будешь меня контролировать?
9…10 (22…23) февраля 1918 г.
г. Ростов
— Дежурный! Тревога! — раздался громкий
Тоха вскочил с кровати, протирая глаза.
В казарме около поста дежурного стоит полковник. Программер его видел раньше, вроде бы командует юнкерской ротой.
— Что? Что случилось? — загомонил народ, быстро вскакивая и хватая обмундирование.
Полковник обернулся к шустро, но без суеты, одевающимся добровольцам.
— Большевистские цепи под Ростовом!
— Как? Что?! Уже? Не может быть! — раздалось со всех сторон.
— Может! Мои юнкера и студенты уже вступили в бой!
Программер надел брюки, влез в гимнастёрку.
Полковник вместе с Симановским куда-то вышли. Начальник отряда приказал ждать, быть в полной боевой.
Тоха, студент Маркин, князь Чичуа и ещё с два десятка офицеров вышли во двор. Там мелькнули знакомые девичьи лица. Он их уже видел пару раз. На девчонках шерстяные чёрные платья, полушубки и белые платки с красными крестам на головах.
— Вы их знаете? — спросил попаданец у мингрела.
— Да, — докуривая вторую сигарету, кивнул князь, — вы в госпитали лежали, они к нам пришли. Сёстрами милосердия. Вера и Надежда. Сёстры-погодки.
— Ясно, — буркнул программер, — им-то чего дома не сидится?
Князь пожал плечами.
— Познакомиться бы, — мечтательно протянул Маркин, поправляя на плече ремень винтовки.
— Так какие проблемы? — хмыкнул Тоха. — Подойди, да познакомься.
— Э-э, дарагой, — почему с акцентом произнёс Чичуа, — они и меня отшили, и Зарецкого, и других. Всех отшивают.
Издалека доносится артиллерийская канонада, ружейная, пулемётная стрельба.
Через двадцать минут прибыл посыльный. Поскольку отряд располагается на краю города, он остаётся в резерве. Тоха облегчённо вздохнул. Его уже пару раз убивало, правда, он воскресал. Но мало ли. Шкурку-то дырявить больно…
С каждым часом стрельба всё ближе и ближе. На дворе, рядом с казармой, рванули несколько снарядов. Ударной волной вышибло стёкла.
Около трёх пополудни появился Симановский. Собрал взводных. Ещё через двадцать минут штабс-капитан Исамов сообщил:
— Оставляем город, господа. Уходим в степи. Мы назначены в арьергард. С собой брать самый минимум вещей.
Началось то, что Тоха меньше всего ожидал.
Офицеры бросают свои вещи. Огромная комната-склад завалена синими, зелёными галифе, бекешами, выходными сапогами, шапками, бельём. Одни торопливо переодеваются в лучшее — чужое. Другие, яростно матерясь, рубят вещи шашками.
Попаданец вышел
Грохот артиллерии стих, но стрельба продолжается. В казарме все сидят в шинелях, с винтовками, за спинами вещмешки. В комнатах тишина. Все думают о своём. На лицах безнадёга.
«А чего хорошего? — подумал Тоха. — Город обложен. Сможем ли вырваться? Хэ-е-зэ. А если сможем, куда пойдём? Опять же хэ-е-зэ. Исамов сказал — в степи. Круто!».
Размышления прервал шум в коридоре. Раздался отборной мат и чьё-то жалобное блеяние. Тоха вышел из комнаты.
Трое офицеров, среди которых программер увидел Крамского, винтовками пихают невысокого, одетого в латаный полушубок мужичка.
— Давай, пшёл! — Крамской толкнул задержанного винтовкой. Мужик чуть не упал, но удержался на ногах.
Из маленькой комнатки, служившей кабинетом, вышел командующий участком молодой генерал Бушуев. Сильно выпивши.
— Что случилось? — твёрдым голосом, несмотря на опьянение, спросил Бушуев.
— Вот, ваше превосходительство, — радостно осклабился Крамской, пихнув арестованного, — орал на улицах: «Конец вам пришёл, буржуи! Драпаете? Никуда не денетесь. Всех на фонарях повесим». Ну мы его под белые ручки и сюда.
— Так, значит?! — генерал посмотрел на мужика. Тот съёжился. — Подпоручик, отведите его к коменданту города, только так, чтоб никуда не сбежал. Вы меня понимаете?
Все трое расплылись в улыбке.
— Так точно, ваше превосходительство, — за всех ответил Крамской.
Темнеет. Канонада усилилась. То там, то сям стучит пулемёт.
Мужичка вывели. Через пару минут раздался нестройный залп. Офицеры вернулись. Довольные.
Опять шум в коридоре. Вопль дежурного:
— Куда? Стой!
Тоха встал с кровати. Сосед Маркин тоже поднялся.
В комнату влетает растрёпанная молодая женщина с ребёнком лет трёх на руках. Лицо бледное, глаза чёрные, большущие, словно безумные. И сразу к программеру и стоящему рядом Маркину.
— Голубчики! Миленькие, родненькие, скажите, правда, маво здесь убили?
— Кого? Да вы что? Кто вам такое сказал? — улыбнулся из своего угла Крамской.
— Да нет же! Мужа маво три офицера заарестовали прямо на улице. Мы здесь живём недалечка. Он сказал им что-то… Люди сказывают сюда повели. Миленькие, скажите, голубчики, где он?
Программер покосился на Крамского, на Малкина. Посмотрел на женщину. Ребёнок плачет, испуганно-крепко обхватив шею матери ручонками.
— Миленькие, родненькие, — лепечет она как помешанная, чёрные, большие, лихорадочно блестящие глаза умоляют, — они сказали, он большевик, да какой он большевик! Голубчики, расстреляли его, да? Мне сейчас один сказывал.
— Что вы, успокойтесь, — сказал Тоха, чуть обхватив женщину за плечи, — тут никого не расстреливали.
И подумал:
«Что я несу?».