Хрупкая связь
Шрифт:
Гончаров-старший остаётся невозмутим, размеренно пережёвывая мясо. Один из своих строительных бизнесов он передал Владу, когда решил, что сын достаточно взрослый и стабильный, чтобы справиться и не наломать дров.
— И что тебе с того?
— Люди будут готовы платить больше за такую начинку.
— Уверен?
— Это будущее, пап. Я хочу быть первым, кто предложит систему на рынке.
Спокойно перекусить салатом у меня не получается, потому что там, где звучит фамилия Тахаева, моё сердце неизбежно ускоряется. Чтобы избежать излишнего
— Аля, это тот самый Аслан? Сын Дины? — спрашивает Николай Иванович, пускаясь в воспоминания и утягивая меня следом.
Получив короткое и глухое «Да», он увлечённо продолжает:
— Помню, как ты приводила его ко мне на конюшню. Знакомила с Орфеем. Хороший был конь, хоть и дурной.
— Согласна, — отвечаю безлико.
— Аслан мне сразу понравился — хотя бы потому, что вступился за тебя во время небольшого семейного конфликта. Несмотря на моё глубокое уважение к Мише, он тогда действительно переборщил. Не думаю, что со зла — просто волновался. Уверен, сейчас бы он тобой гордился. И обязательно извинился бы.
Рука мужа, поглаживающая моё плечо, на мгновение замирает, а затем начинает двигаться как-то неровно. У нас вполне доверительные отношения, и я не припомню ни единого скандала из-за ревности, но сейчас Влад явно недоумевает.
— Аль, я почему-то думал, что вы совсем не контактировали со сводным братом…
Губы резко пересыхают, и я тянусь за водой, чтобы их смочить.
Я не вижу необходимости делиться правдой прямо сейчас — за столом, перед всеми. Да и в принципе — тоже. Лучше оставить всё как есть, потому что прошлое должно оставаться там, где ему и полагается быть.
— Я такого не говорила, что мы не общались.
— Дружили, наверное, — вставляет веское слово Николай Иванович.
Без осуждения. Без намёков. Спасая меня от необходимости по-глупому оправдываться.
— Ясно. Значит, я что-то не так понял, — примирительно заключает муж, утыкаясь носом в мою шею.
Я заканчиваю ужин раньше других, давая короткие наставления Ами не слишком эксплуатировать Марину до моего приезда.
Обычно она занимается плетением красивых причёсок для дочери — то, что у меня всегда получается отвратительно. Мой максимум — хвосты и простые косички. А вот жена Николая Ивановича умеет творить на голове целые шедевры.
К ресторану я добираюсь на такси, потому что планирую выпить пару слабоалкогольных коктейлей. Мне не приходится волноваться о том, как Амелию уложат спать и почитают ей книгу, хотя первые три года, отлучаясь из дома, я ловила настоящие приступы паники и никак не могла расслабиться.
Психолог, с которым я тогда работала, объяснил, что дело в тревожном расстройстве, вызванном посттравматическим стрессом. Сложные роды, проблемы со здоровьем ребёнка и последовавшая операция оставили в моей психике следы, которые проявлялись в постоянном ощущении угрозы и неспособности делегировать даже самые простые заботы.
Ещё на
Я попадаю в переполненное заведение, оставляю вещи в гардеробной и, повесив сумку на голое плечо, поднимаюсь на второй этаж, где Лида забронировала стол. Веселье как раз в самом разгаре — я последняя из приехавших, поэтому мне наливают штрафную.
Опрокинув в себя шот, я чувствую невесомость в теле, которая почти сразу сменяется колючими мурашками, атакующими ключицы и предплечья, потому что буквально через стол от нас сидит Аслан в компании мужчин, часть из которых мне хорошо знакома.
Пульс скачет, как по кривой, когда я цепляюсь глазами за его профиль.
Я зачем-то досконально помню, что на левой брови у Тахаева есть небольшой участок, где не растут волоски из-за обожжённой кожи после пожара, а ещё те участки под одеждой, которые я изучала в моменты нашей близости.
Сделав спасательный вдох-выдох, я плюхаюсь на диван и обмахиваю покрасневшее от коктейля лицо.
Мне стоит принять тот факт, что в ближайшее время (дни, недели или месяцы) я могу встречать Аслана где угодно, потому что наши дороги снова тесно переплетаются.
Но каждый раз я словно попадаю в ловушку: сердце сжимается, мысли путаются, а взгляд ищет его даже тогда, когда я заставляю себя смотреть в другую сторону.
11
Мы сидим у стены, а стол Аслана с его компанией стоит по центру. Такое расположение позволяет мне надолго оставаться невидимой.
Это также даёт возможность смотреть на него дольше обычного, потому что в других обстоятельствах я мысленно отсчитываю секунды, как только взгляд пересекает красную линию.
Аслан преимущественно молчит, позволяя себе лишь иногда улыбаться, когда остальные мужчины взрываются громким, порой не совсем уместным смехом. Он откидывается на спинку дивана, барабанит пальцами по подлокотнику и наблюдает за происходящим со стороны.
Однажды я прочитала, что интроверты в обществе напоминают человека, пытающегося втиснуться в слишком тесный костюм. Он жмёт в плечах, давит в груди, и каждый раз, когда хочется сделать полноценный вдох, мир словно требует стать кем-то другим.
В детстве ещё можно меньше общаться, прятаться за книгой и не выходить из своей скорлупы, не чувствуя осуждения. Но с возрастом это превращается в недопустимую роскошь.
Взрослый мир ждёт улыбок, диалогов, присутствия. И чем сильнее ты стараешься соответствовать этим ожиданиям, тем отчаяннее хочется скинуть этот чёртов костюм, который тебе не подходит.