Хрупкая вечность
Шрифт:
– Кто она? Та фей… – Сет не договорил, так как официантка подошла к их столику с чистой пепельницей. – Если нам что-то понадобится, мы дадим тебе знать, – сказал он ей.
– Мне нетрудно, Сет. – Она послала ему сердитый взгляд, прежде чем переключиться на Темного Короля. – Ниалл… Тебе что-нибудь нужно?
– Нет. – Ниалл погладил руку девушки. – Ты всегда к нам добра. Правда, Сет?
Когда официантка ушла, вздыхая и бросая взгляды на Ниалла, Сет закатил глаза и пробормотал:
– Нам бы направить твои чары на всех присутствующих.
Мрачное выражение лица Ниалла сменилось усмешкой:
– Весь кайф обломал.
–
– Знаю. Просто мне нужно… – Темный Король вздрогнул, как будто сама мысль причиняла ему боль. – Мне нужно, чтобы ты продолжал напоминать мне. Я не хочу стать таким, как Кинан сейчас, и таким, каким Ириал был раньше.
– Каким таким?
– Эгоистичным ублюдком.
– Ты король фейри, чувак. Не знаю, большой ли у тебя выбор. Учитывая то, что тут произошло с этой фейри…
– Не надо. Я бы избавил тебя и себя от того, что ты узнал нелицеприятные вещи о моей жизни, если позволишь.
Сет жестом остановил его:
– Как знаешь. В любом случае, я ни за что тебя не осуждаю.
– Не могу сказать того же о себе, – тихо проговорил Ниалл. Через какое-то время он расправил плечи и поводил ими, будто хотел размяться. – Полагаю, настоящий вопрос в следующем: куда направить свою ублюдочность.
– Или продолжай работать над тем, чтобы сопротивляться этому.
– Конечно. – На лице Ниалла отразилось облегчение, когда он добавил: – Это именно то, чем должен заниматься Темный Король: сопротивляться искушению.
Эйслинн кормила птиц, когда в комнату, хлопнув дверью, с мрачным видом ворвался Кинан. Одна из корелл [5] вцепилась лапками в блузку Эйслинн и, уткнувшись клювом в ее волосы, наблюдала за Летним Королем. Для Кинана птицы были источником покоя. Порой, когда он впадал в меланхолию или пребывал в раздражении, ему достаточно было посидеть и понаблюдать за ними, чтобы успокоиться. Птицы, похоже, чувствовали, как их ценят, а потому вели себя соответственно. Сегодня, однако, он не остановился, чтобы полюбоваться ими.
5
Корелла—нимфа, или нимфовый попугай (лат. Nymphicus hollandicus) — птица семейства какаду. Единственный вид рода.
– Эйслинн, – бросил он вместо приветствия, направляясь мимо нее в свою студию.
Она не шелохнулась. Корелла улетела, и никто из птиц не рискнул подлететь к Эйслинн. Казалось, они с надеждой поглядывают на нее, распушив хохолки. Другие птицы просто глазели на Эйслинн или в ту сторону, куда ушел Кинан. Некоторые из них покрикивали и щебетали.
– Ладно! Пойду посмотрю, что с ним.
Эйслинн повернулась и пошла за Кинаном. Студия была одной из двух комнат, которые составляли его личные покои. Во вторую – в его спальню – она ни разу не входила. Однако именно в студии они вдвоем проводили время. Было странно ходить туда без него. Иногда на диване в студии можно было встретить Летних девушек с книгами в руках, но им незачем было сохранять дистанцию между собой и Кинаном. В отличие от Эйслинн. Чем ближе подступало лето, тем сильнее ее к нему тянуло. А это никак не входило в ее планы.
Эйслинн стояла в дверях, стараясь перебороть неловкость, которую чувствовала
Пока она в сомнениях торчала у входа, Кинан уселся на диван, обтянутый темно-коричневой кожей. Кто-то позаботился о том, чтобы принести сюда графин ледяной воды. Капли влаги стекали по запотевшим бокам сосуда и капали на плиту из агата, служившую кофейным столиком. Кинан отбросил подальше от себя огромную зеленую подушку, на которой не было никаких узоров.
– Дония не хочет меня видеть.
Эйслинн прикрыла за собой дверь.
– Что на этот раз?
– Может быть, из-за того, что я спрашивал о Бананак. А может, из-за Ниалла. А может, из-за чего-то еще. – Кинан замолчал и нахмурился.
– Она вообще с тобой разговаривала?
Эйслинн на миг прикоснулась ладонью к его руке и заняла место на противоположном конце дивана. Она сохраняла дистанцию по привычке, время от времени нарушая ее, если того требовал этикет или чтобы продемонстрировать дружеские отношения, но держаться на расстоянии с каждым днем становилось все труднее.
– Нет. Меня снова остановили в дверях и не пустили в дом. «Только по официальным вопросам», – сказал мне Эван. Три дня я не мог до нее добраться, а теперь еще и это.
– Эван просто делает свою работу.
– И, несомненно, получает от этого удовольствие.
Кинан плохо реагировал на любые отказы. Об этом Эйслинн узнала еще тогда, когда была смертной. Она сменила тему:
– Вообще-то странно, что она все еще расстроена по поводу Ниалла. Как и то, что ее могли разозлить наши расспросы о Бананак.
– Вот именно. Как только Ниалл успокоится, его правление Темным Двором может пойти на пользу нашим Дворам. Она…
– Да нет. Я имею в виду, что она казалась вполне спокойной, когда мы уходили. Пусть не особенно счастливой, но и совсем не злой.
Эйслинн обняла подушку, будто огромную мягкую игрушку. Разговоры о запутанных отношениях между фейри и их Дворами, об их недовольствах друг другом, которые складывались веками их истории, заставляли Эйслинн чувствовать себя слишком юной. Многие фейри выглядели и вели себя, как ее одноклассники, но их долговечность немало усложняла жизнь. Короткие отношения длились десятилетиями, а долгая дружба – целыми веками. Предательство, совершенное вчера, приносило столько же боли, как совершенное десять или сто лет назад. Разобраться во всем этом было очень непросто.