Хрупкая вечность
Шрифт:
– Победа! – воскликнула Карла и станцевала короткий победный танец.
Денни отвел взгляд, а Грейс усмехнулась.
– У кого-то тут есть секрет, – прошептала Эйслинн Денни.
Денни прищурился:
– Не лезь в это, Эш.
Грейс и Карла увлеклись разговором, пока Грейс складывала шары в треугольник [13] для новой игры.
– Возраст – понятие относительное, – проговорила Эйслинн, прислонившись к столу спиной. – Так что если ты…
– Нет, Эш, это не так. Может быть, когда-нибудь, когда она поживет подольше… А пока я не
13
Треугольник — треугольная рамка, используемая для расстановки бильярдных шаров на столе.
– И сколько, по-твоему, должно быть лет, чтобы быть слишком взрослым?
– Не будь такой врединой. Сет для тебя не слишком взрослый. Год или два разницы в возрасте – это фигня.
– Но…
– Я старше почти на десять лет. Это совсем другое дело. – Денни поднялся с табурета. – Мы будем играть или делать друг другу прически?
– Придурок.
Он ухмыльнулся.
– Вот тебе еще одна причина, чтобы не подталкивать меня к ней.
– Ну, как хочешь, – улыбнулась ему Эйслинн.
Во время игры она думала о Сете и Кинане и не знала, согласна ли с Денни. Неужели он прав, и разница в возрасте больше, чем в пару лет, это уже слишком? Отчасти она соглашалась с тем, что Денни прав. С Сетом у них никогда не возникало вопросов о зрелости, мудрости или о том, подходят ли они друг другу. А с Кинаном она постоянно чувствовала себя не в своей тарелке.
Эйслинн выбросила эти мысли из головы и сосредоточилась на игре. Карла и Грейс составляли великолепную команду, однако Денни один ни на йоту не уступал им обеим. Все они играли ради развлечения, Денни же большинство времени проводил, играя на деньги и ради денег.
– Эй, мертвый груз, – позвал он, – твой ход.
Карла рассмеялась.
– Просто Эш помогает мне разделать вас подчистую.
– Классная отговорка, особенно для всех тех шаров, которые ты прощелкала, – улыбнулся Денни, указывая на стол.
На этот раз Эйслинн не промахнулась, но в течение следующих нескольких часов забила намного меньше шаров, чем ее партнер. Этот вечер был одним из самых приятных за долго время. Никаких проблем, о которых сложно или вообще нельзя говорить, никаких переживаний за каждое слово и за каждый свой шаг. Именно это ей и было нужно.
Вернувшись ночью домой, Эйслинн удивилась, что бабушка не спит и ждет ее. И хотя за ней постоянно таскались охранники, и дома больше никто не говорил об опасности со стороны фейри, бабушка по-прежнему относилась к ней, как к нормальному человеку. Хоть здесь все как раньше. Дома она могла быть маленькой и испуганной. Здесь Эйслинн все еще отчитывалась за то, что забыла внести молоко в список покупок, если вдруг не заметила, как прикончила весь пакет. Дом был ее приютом, но это не значило, что все остальное оставалось где-то за дверью.
Эйслинн вошла в гостиную. Бабушка сидела в любимом кресле с чашкой чая в руке. Длинные седые волосы были заплетены в косу, уже не уложенную
Коса у бабушки была длиннее, чем когда-либо были волосы Эйслинн. Будучи ребенком, она верила, что бабушка и есть Рапунцель [14] . Если фейри существуют, то почему бы и Рапунцель не быть настоящей? Они жили в высотке с окнами, из которых был виден странный мир. Тогда бабушка была платиновой блондинкой, и волосы у нее были еще длиннее.
14
Рапунцель — сказка о девушке с очень длинными волосами, которая была заточена в высокой башне. Была записана братьями Гримм. Впервые была переведена на русский язык как «Колокольчик» П. Н. Полевым, впоследствии как «Рапунцель» — Г. Н. Петниковым.
Однажды Эйслинн поделилась с ней своими догадками.
– А почему бы мне не быть страшной ведьмой, которая украла тебя и заточила в высокой башне? – спросила тогда бабушка.
Но Эйслинн уже успела об этом подумать:
– Неа, ты – Рапунцель, и мы прячемся от ведьмы.
– А что случится, если ведьма нас найдет?
– Она украдет наши глазки, и мы умрем.
– А когда мы выходим из башни? – Бабушка все превращала в викторину, и если ответы были неправильными, значит, сидеть взаперти приходилось еще дольше. – Какие у нас правила?
– Не смотреть на фейри. Не разговаривать с фейри. Не привлекать их внимания. Никогда. – Называя каждое правило, маленькая Эйслинн загибала пальчики. – Всегда поступать по правилам.
– Молодец. – Бабушка обняла ее со слезами на глазах. – Если мы нарушим правила, ведьма победит.
– Это и случилось с мамой? – спросила Эйслинн, пытаясь заглянуть в бабушкино лицо, чтобы найти подсказки. Даже тогда она знала, что бабушка не даст ей прямого ответа.
Та прижала ее к себе:
– Вроде того, малышка. Вроде того.
Они никогда не говорили о Мойре. Эйслинн смотрела на бабушку – единственную мать, которая у нее была, и в ее душе поднималась ненависть к тому, что они так мало времени проводят вместе. Вечность – это слишком долго, чтобы жить без семьи. Бабушка, Сет, Лесли, Карла, Рианна, Денни, Грейс… Все, кого она знала до встречи с Кинаном, умрут. И я останусь совсем одна. Будет только Кинан. У нее так болело сердце, что она не могла говорить.
– Смотрела специальный выпуск прогноза погоды. Сказали, что она резко меняется, – проговорила бабушка, кивнув в сторону телевизора. Она много внимания уделяла погоде, с тех пор как Эйслинн стала воплощением лета. – А еще немного говорили о проблемах наводнения и о том, какие есть теории по поводу экологических сдвигов…
– Мы работаем над наводнениями. – Эйслинн сбросила ботинки. – Впрочем, строить догадки никто не запрещает, да и вреда от этого никакого. Никто не верит в фейри.
– Тут говорили, что белые медведи…
– Бабуль, а давай сегодня не будем об этом?
Эйслинн упала на диван, погрузившись в подушки с таким наслаждением, какого никогда не испытывала во дворце. Как бы ни старался Кинан, дворец не был ее домом. Там у нее не было возможности почувствовать себя самой собой. А здесь все именно так и было.