Хрустальная пирамида
Шрифт:
— Подневольным всегда тяжело. Я — это те три человека, сидящие на камнях, ты — бизнесмен, храпящий в башне. В итоге и мне, и режиссеру придется согласиться с твоими требованиями…
— Но наши с тобой отношения длятся гораздо дольше, чем у них. Ричард только что их нанял. Поэтому им приходится вот так ждать его, как сторожевым собакам.
— А почему он нанял их лишь недавно?
— У Ричарда скверный характер, и он меняет телохранителей одного за другим.
— Вот оно как!
— Он как тиран Нерон. Поэтому они, бедные, не успев попасть
— Наверное, поэтому-то они ничего не знают о своем боссе.
— Про Ричарда они знают только, что он хорошо платит — и что вспыльчив, часто увольняет своих охранников. Поэтому они еще не знают его привычек. Пока только точно исполняют, что им сказано, и учатся понимать босса.
— Зачем он их так часто меняет? Что, к нему на работу попадают только какие-то бандиты, которые ему не по нраву?
— Да нет же! Он не хочет, чтобы становились известны его секреты и скандалы, поэтому и меняет телохранителей, когда придет в голову. Если о них кто-то узнает, велика вероятность шантажа, понимаешь? Это общая черта всего рода Алексонов.
— Речь о женщинах?
— В случае с Ричардом это важное соображение. Он остается начеку даже с женщинами, и даже когда идет с ними в постель, сажает охрану в соседней комнате, а в результате телохранителям известны все его скандальные истории.
— Понятно. Все его связи с актрисами и моделями оказываются на виду. Но когда у него было свидание с тобой, свою охрану он оставил здесь.
— Он считает, что в Новом Орлеане безопасно. Но его беспокоят не только скандалы, связанные с женщинами. У клана Алексонов и сейчас много секретов, о которых неизвестно в мире.
— Гм…
— Как бы то ни было, отношения между нами совсем не такие, как между Ричардом и охраной. У нас нет никаких секретов. Вот сейчас мы немного столкнулись, но только из-за того, что хотим сделать хороший фильм. Это как мать и дочь спорят, кто из них будет печь пирог на день рождения, — сказала Леона.
— Пирог на день рождения, да, — поддержал Эрик.
Они пошли к входу в пирамиду, а трое охранников продолжали смотреть на башню, не двигаясь, словно каменные изваяния.
В четыре часа вечера, весело напевая, прибыли танцоры. Их было ровно сто человек. Три четверти из них были женщины, а мужчин было только двадцать пять. На острове был всего один туалет. После начала съемок у Эрика Бернара и двоих его сотрудников дел было немного, поэтому им поручили составить для прибывших график посещения туалета.
Всем танцовщикам выдали по бутылке питьевой воды, которую в большом количестве завезли на остров, включили стоявшую до сих пор без дела систему громкого оповещения, зазвучала, наконец, музыка, и под руководством постановщика танцев началась массовая репетиция.
Из-за быстрых танцев, которые развернулись по всей площади песчаного пола, внутреннее пространство пирамиды моментально наполнилось пылью.
Чтобы три камеры могли полностью зафиксировать все движения танцовщиц, несколько
Эрик Бернар поскорее сбежал из пирамиды наружу. Там постепенно темнело. Небо над западным горизонтом окрасилось в цвета заката.
Усевшись спиной к морю на скалу у входа в пирамиду таким образом, чтобы видеть происходящее внутри, Эрик смотрел, как движутся тела танцующих в оранжевых лучах прожекторов. В этот момент они были еще в шортах из обрезанных джинсов и футболках, без съемочных костюмов. Исполнительница главной роли Леона пока не присоединилась к танцам, оставаясь в своей уборной за алтарем.
Эрик наслаждался прохладным ощущением ветерка на своем лице, когда кто-то позвал его: «Господин Бернар!» Из-за доносившейся из пирамиды ритмичной музыки было трудно разобрать, что именно сказал этот тихий низкий мужской голос.
Эрик обернулся и увидел в сумерках массивную фигуру Рикки Сполдинга.
— Что случилось? — спросил Эрик.
— Нет ли у съемочной группы молотка и лома? — неожиданно спросил Сполдинг.
— Молоток есть, а насчет лома не знаю, — ответил Эрик.
— Длинная железная труба тоже подойдет… — Голос охранника звучал печально.
— Что-нибудь произошло? — снова спросил Эрик. Его немного раздражало, что Сполдинг говорит таким неразборчивым тихим голосом.
— Видите ли, с мистером Алексоном что-то не так. — Охранник говорил, упорно глядя на носки своих ботинок.
— Что значит «не так»?
— Да вот… — Он замолк. Потом приблизил лицо к Эрику, и его стало лучше слышно. — Мы стучим, но он не отвечает. Конечно, может быть, он спит, но никакого храпа не доносится. Стало темнеть, а керосиновую лампу в комнате не зажигали.
— Может быть, он крепко уснул? А раз спит, то и свет не зажигает.
— Уже пять вечера. С тех пор как мы ходили его будить утром, прошло уже шесть часов. Даже если он крепко уснул, это слишком долго.
— Это правда, но…
Бернар, работа которого проходила отнюдь не по размеренному графику, не сразу согласился с сомнениями охранника. У него самого часто бывало, что, проработав всю ночь, он не просыпался даже в пять вечера.
— Совершенно непонятно, почему он не отзывается, когда мы его зовем. Не знаем, что делать, как горничная у тугоухой старушки, — самоуничижительно сказал он. — Но ведь нельзя оставить все как есть.
— Поэтому вы хотите взломать дверь молотком и ломом? Если мистер Алексон прекрасно себя чувствует, то он здорово разозлится.
— Тогда что же делать? Ждать до утра, ничего не предпринимая?
— Может быть, он принял снотворное и спит?
Когда Эрик говорил это, силуэт черной каменной башни отчетливо вырисовался на фоне заката. Никакого света в окне на седьмом этаже действительно не было. На винтовой лестнице у седьмого этажа виднелись сидящие фигуры двоих подчиненных Сполдинга.