Хрустальная сосна
Шрифт:
– А ты был хорошим танцором?
– прямо спросил я.
– Да, - Лавров скупо кивнул.
– Можешь мне не верить, тем более, что проверить нельзя, а то, что ты видишь у костра, это лишь остатки, да к тому же ты и не судья, чтобы оценить… Но поверь, звание мастера спорта заработать непросто, и я был очень хорошим танцором. И мог бы…
– Мог бы? А что для этого было нужно?
– Институт бросить на последнем курсе. И полностью уйти в танцы.
Потом, когда уже получил зондеркласс, можно было вернуться и закончить последний курс заочно, или еще как-нибудь.
–
– спросил я, неожиданно втянутый в серьезный разговор с Сашей.
– Да ничего. Родители институт бросить не позволили. Они ведь у меня оба инженеры. И заставили идти по своему пути. Пришлось оставить танцы и кончать институт… И теперь сидеть в этом нашем поганом НИИ… В то время, когда мог бы танцевать. И быть счастливым… Последние слова Лавров произнес с таким страдальческим надрывом, что мне стало не по себе. Я сам никогда не испытывал никаких подобных эмоций и не мог даже представить, что человек моего возраста, спокойно работающий в нашем НИИ, может быть несчастливым…
– А вернуться в танцы теперь нельзя?
– Нет, - твердо ответил он.
– Танцы это спорт. Потеря времени уничтожает все.
Я молчал. Внезапное ночное признание Лаврова ошарашило и смяло меня.
– И теперь я в общем конченый человек, - горько усмехнувшись, подытожил он.
– И мне остался лишь наш НИИ. Где я и умру.
– Ну… - пробормотал я, уже пожалев, что затронул эту тему.
–
Может, жизнь как-то у тебя еще наладится и переменится.
– Нет, - жестко ответил он.
– Жизнь моя сломана. И в ней ничего не переменится. И мне, в сущности, уже все равно… Лавров отвернулся и принялся укладывать доски.
Я почему- то не уходил.
– Вот, - он взглянул снизу вверх.
– Решил, что сегодня буду на воздухе спать. Тепло, а в палатке духота. Сейчас спальник вытащу и завалюсь…
Я внимательно посмотрел на него. Доски он укладывал широко, и, похоже, собрался тут спать не один. Черт побери, неужели они собрались прямо в лагере, на виду у всех, перед палатками?! Я этого не понимал.
Мне захотелось сказать ему еще пару слов, давно уже вертевшихся у меня на языке. Я понимал, что, возможно, это не мое дело и слова ничего не стоят и вообще нечего лезть в чужую жизнь. Но почему-то сейчас, проникнутый сочувствием к Лаврову, я решился.
– Послушай, Саня, - тихо сказал я, присаживаясь на край его дощатого логова.
– Извини, что сую нос в не свое дело, но хочется дать тебе один совет…
– Какой?
– так же тихо спросил Лавров.
– Простой. Брось ты к чертовой матери этот роман с Ольгой. Он не доведет тебя ни до чего хорошего. Неужели ты из-за танцев так серьезно к ней привязался?
Я ожидал чего угодно. Что он меня выматерит или даже бросится с кулаками. Или просто скажет, что это не мои проблемы. А он неожиданно просиял, худое и грустное лицо его осветилось изнутри, точно он давно ждал этого разговора и хотел признаться хоть кому-то:
– Не в танцах дело… Вообще-то танцует она неважно. Так, научилась кое-чему в местном доме культуры. Но не это главное. Я люблю ее и она любит меня. Понимаешь?! Когда вернемся в
– Поженитесь?!
Это слово, к которому я привык относиться очень серьезно - я и на Инне своей женился всерьез!
– звучало как-то странно и призрачно здесь в колхозе, около костра, среди все позволяющей и ничего не обещающей природы…
– Да. Это уже решено, - твердо ответил Лавров.
– А ты знаешь, что она уже замужем вообще-то?
– Ну и что? Невелика важность. Оля разведется и выйдет замуж за меня.
– Это она так решила или ты?!
В принципе для меня это было без разницы. Но мне вдруг стало жалко грустного Сашку Лаврова. И я решил выяснить все до конца. Так, словно своими дурацкими советами в самом деле мог ему помочь.
– Я решил. То есть мы вместе. Мы теперь всегда будем вместе…
И он довольно внушительно оперся на свои доски. Разведется с мужем, мы поженимся, мы всегда будем вместе… Ну что можно ответить на такую речь? Я вздохнул.
– Слушай, Лавров, - сказал я.
– Я не буду строить идеалиста и говорить, что ты разрушаешь чью-то семью. И что в двадцать три года, когда лучшая и основная часть твоей жизни все-таки еще впереди, вряд ли стоит начинать любовь с такой истории. Не буду… Но взгляни на это с такой стороны… Не боишься ли ты, что человек, который способен кого-то однажды бросить, потом так же бросит тебя самого?
– Кто кого бросил?
– не понял Лавров.
– Да Ольга твоя ненаглядная. Мужа своего она бросит ради тебя? Точно так же и тебя бросит, когда время настанет.
– Но она меня любит!
– жарко возразил Лавров.
– Любит - понимаешь ты это слово, или нет?!
– Она и мужа своего любила, когда выходила за него. Не за приданое же пошла… Теперь тебя встретила - разлюбила. Еще пару лет пройдет, кого-нибудь нового встретит - и с тобой все то же самое повторится.
– А и хрен с ним… То есть со мной, - с внезапной, прямо-таки убившей меня безнадежностью ответил Лавров.
– Моя жизнь все равно пошла под откос. Она кончена, еще не начавшись, и абсолютно бессмысленна. Так пусть хоть такая любовь в ней на какое-то время будет. И он посмотрел на меня, опять снизу вверх, с такой высасывающей душу тоской, что у меня перехватило горло.
Я покачал головой и молча пошел спать.
Засыпая, я слышал невнятные звуки медленных и тягостных танцев. Видимо, Лавров с Ольгой наслаждались друг другом в одиночестве у пустого костра… Мне было жаль Сашку - и в то же время я вдруг испытал отчаянный укол зависти…
*14*
Утром меня опять разбудили журавли. Ни свет, на заря. Что-то особенно рано они начали кричать. Я выпростал руку, взглянул на часы. Еще не было и пяти. Наверное, даже Катя с Викой не начали хозяйничать на кухне. А мне и подавно можно было спать, тем более что на работу предстояло идти только вечером. Но сон пропал. По крайней мере, на какое-то время. Я понял, что надо выйти из духоты палатки и глотнуть свежего воздуха. Я решительно выбрался из мешка и сунул ноги в сапоги.