Хрустальная сосна
Шрифт:
– А ну тебя на фиг со своими классиками, - отмахнулся я, так и не поняв его каламбура, поскольку книжек не читал не просто давно, но и вообще, и само напоминание о Тургеневе не вызвало во мне никаких ассоциаций.
Мы помолчали некоторое время. Но я даже не обиделся на Славкину дурацкую шутку; мне хотелось довести до конца свою мысль, и я продолжил:
– И вообще, если уж на то пошло, бояться отпускать от себя - глупость. Бессмысленная трата нервов. Если человек задумает пуститься во все тяжкие, то сумеет это сделать, живя с тобой в одной постели и даже работая в одном секторе. А если не захочет -
– Дивизия голых женщин в Антарктиде?
– усмехнулся Славка.
– Оригинально-с! Но как там изменять?! У них же все замерзнет насмерть!
– Ну и фантазия у вас…- укоризненно посмотрела на нас Катя.
– Жуть!
– Виноваты, больше не будем, - поклонился я.
– Просто хотел сказать, что измена - это не просто искушение в одиночестве.
– Послушай…- сказала Катя и опять потупилась, точно хотела прояснить какой-то очень важный для нее вопрос.
– Можешь, конечно, не отвечать, это очень лично… Но как-то всплывает. Женя, а ты… Ты сам как ко всему этому… ну в общем, понял к чему - относишься?
– Отрицательно!
– для крепости я рубанул воздух, загремев пустой флягой, ведь мы шли еще только на ферму.
– Хоть и рискую показаться несовременным.
– И что? Тебе никогда… - Славка замялся.
– Никогда, абсолютно никогда, даже при виде очень красивой женщины…
– Конечно, хочется, - честно перебил я, взглянув на Катю и одновременно пронзительно вспомнив Вику на лугу.
– Я живой человек, а не засушенный индийский монах. И всегда найдется женщина, чьи физические достоинства чем-то лучше, чем у моей жены. Хоть чем-то, но существенно. Но ведь потом найдется женщина, которая совершеннее этой. И так далее,- до бесконечности. И можно утонуть в погоне за все новым совершенством и не находя его, а лишь растрачивая себя… Но… Но надо ставить себе ограничения, только и всего. Потому что так надо.
– Но кто и где сказал, что именно так*надо*?
– спросил Славка.
– Никто нигде не говорил. Просто я сказал это для себя. И все.
– Значит, от измены удерживают только ограничения?
– насмешливо, как мне показалось, уточнила Катя.
– Долг, совесть и всякая другая пионерская чепуха?
– Почему же?
– возразил я, чувствуя как резанули слух последние два уничижительных слова в устах Кати, до сих пор практически боготворимой мною, но кажется, мало отличавшейся от образа, бегло обрисованного Викой.
– Это, конечно, все есть. Но главное - не долг и не совесть. Главное - любовь. Такая, что сама ставит тебя выше мелких удовольствий. После которых будет только гадко на душе.
– И что?
– сменив тон, очень-очень тихо спросила Катя.
– У тебя в самом деле есть такая любовь, Женя?
– Да, есть, - твердо ответил я и остро, настойчиво подумал об
Инне; где- то она сейчас была…- Есть. И именно такая.
– Я рада за тебя, - еще тише сказала Катя.
– Я тоже, - кивнул я.
Славка промолчал, на этот раз удержавшись от дурацких цитат. А я, вдруг улетев отсюда прочь, думал об Инне И в самом деле верил в свои слова. По крайней мере, в тот момент. Верил в мысли о своей далекой, давно уже не виденной жене. Верил в любовь. Которая сильнее мелочей и которая будет греть меня…
*12*
Работать втроем в вечернюю смену, изнурительную саму по себе, мы ехали с внутренним содроганием. Однако она оказалась не такой уж и страшной. Даже желтые комары досаждали меньше: наверное, уже не могли пробиться ко мне сквозь бороду, щедро отросшую за десять дней. Вообще борода в колхозе - хорошая штука. Бриться не надо, и комары не мешают. Правда, нынче во всей компании бородачами оказались только мы с Володей. Саша-К гладко брился- он вообще отличался подчеркнутой подтянутостью, в любой момент на него было приятно взглянуть. Лавров и Геныч сначала начали отпускать бороды, но на второй или третий день уже скоблились у прикрепленного к умывальнику зеркальца: должность полевых любовников ко многому обязывала. Мореход, как и любой бабник, брился и даже одеколонился регулярно. Славка держался неделю. Потом явился на завтрак с гладкой физиономией.
– Предатель!
– сказал ему я.
Он только засмеялся. И я тут же поймал на себе насмешливый, что-то подсказывающий взгляд Вики…
У меня отросла уже неплохая черная борода, при моих каштановых волосах, у Володи лезла сединой. Судя по всему, и он сегодня чувствовал себя неплохо с комарами. Славку же они допекали вовсю: он едва успевал отвешивать себе пощечины свободной рукой.
– Вот тебе твоя неземная красота, - усмехнулся я.
– Говорил тебе, не брейся. Славка только отмахнулся.
Правда, проработали мы недолго. Максимум два часа - потом вдруг что- то грохнуло, и равномерно лязгавший транспортер бункера заработал гораздо тише - почти бесшумно. Приглядевшись, я заметил, что он и вовсе не остановился: большое приводное колесо не крутилось. Я оглянулся - Николай уже бежал к пульту.
– Что такое?
– я подошел к нему.
– А…- он утер лицо кепкой.
– Кранты, мужики. Праздник вам пришел.
На сегодня отработались. А, может и на завтра тоже.
– Почему?
– Приводная цепь на хрен полетела. Сейчас остатки травы прогоним и глушим моторы.
– А что теперь делать?
– спросил Славка.
– Новую ставить будете?
– Ну ты скажешь тоже!
– захохотал Николай.
– Откуда она, новая-то?
Все запчасти давно кончились. Ремонтировать надо. Он выключил форсунку. Барабан погрохотал на холостом ходу, потом через несколько минут остановился. Смолк свист вентилятора в циклоне, почти сразу упал вой дробилки. Лишь устало постукивал привод раздатчика. Но наконец стих и он. Стало непривычно, режуще тихо. И даже показалось, что в ушах застряли ватные пробки.
– В чем дело?
– к нам подошел заляпанный мукой Володя, ничего не услышавший и не понявший в грохоте.
– Цепь накрылась, - ответил Николай.
– Звено полетело.
– Ясно… И что теперь: клепать или варить?
– Варить…
– А сварщик есть?
– Есть, а то как? В кузнице на полевом стане.
– Туда ее надо нести?
– Зачем нести? У них аппарат есть маленький, привезут сюда, провода от щитка протянут и дело с концом.
– Так надо, наверное, за сварщиком в кузницу сходить?
– предложил Славка.