Хрустальная сосна
Шрифт:
Наверное, ушел пить молоко или тоже завалился спать. Народ устал от быстрых танцев; Костя-мореход поменял кассету. В темноте зазвучал голос Джо Дассена. И откуда только нашлась тут такая старая запись? Я слушал, и душа моя наполнялась томительной, темной тоской. Грустью старой, уже почти умершей памяти. Когда я учился еще на первом курсе - а Инна, соответственно, на втором, - я приходил к ним в университет на вечера. Целыми вечерами напролет мы танцевали с нею под одного лишь, по много раз повторяемого Джо Дассена… В нашем институте уже тогда начали входить в моду дискотеки - исчадие нарождающегося компьютерного века - но в университете по старинке все еще чередовались обычные быстрые и медленные танцы. Танцевать я никогда по-настоящему не умел - о чем можно было сожалеть теперь,
По- прежнему жадно не расставились Тамара с Геной и Ольга с Саней. Мореход приглашал то Вику, то Люду -видимо, так и не мог между ними выбрать: Вика, несомненно представлялась более аппетитной, но Люда, в силу своей молодости, оказывалась более доступной. Даже Саша-К, отбросив солидность, топтался среди других пар со свободной из девиц. Я хотел было потанцевать с Катей, но ею неотступно овладел Аркадий. Он крепко и по-хозяйски притискивал ее к себе, Катя упиралась локтями в его грудь, отталкивая его. Или мне это показалось? Да нет, не показалось. Танец кончился, Катя выскользнула из его объятий и быстро пошла мимо костра в темноту. Но музыка, не делая передышки, заиграла опять. Аркашка догнал ее на ходу. Судя по всему, Кате не хотелось танцевать. Вообще или с Аркашкой - вероятно, все-таки именно с ним. Он опять облапал ее, как свою собственность, а она опять отталкивалась, но все-таки танцевала. Этот хлюст уже переходит все границы, думал я, глядя на согнувшуюся Аркашкину спину. Врезать бы ему по морде, что ли? Просто так, для профилактики… Да нет, конечно - мое-то какое дело, в конце концов? Я отвернулся, глядя в огонь, и вдруг встретился глазами с Викой, которая сидела на бревне напротив меня. Во мне вдруг колыхнулось желание пригласить ее на танец, обнять и прижать к себе, и вдруг зачем-то ощутить ее рядом… Я встряхнул головой, отгоняя наваждение.
Музыка смолкла. Катя решительно оттолкнула Аркашку и убежала в сторону кухни.
Через пару секунд началась следующая медленная песня. Постояв в нерешительности, Аркашка склонился к Вике. И вдруг мне стало нестерпима сама мысль, что сейчас этот гаденыш точно так же схватит ее, Вику, которая недавно предлагала себя мне, и от которой я - возможно, будучи все-таки наивным дураком - отказался, храня святую верность своей жене…
– Ну что, Каша, в рот тебе дышло, - непринужденно сказал я, поднявшись и заступив ему путь.
– Ножка-то твоя, видать, прошла уже, а?
Аркадий не ожидал от меня такого выпада. Он даже остановился, переводя взгляд с меня на Вику и обратно.
– Так ножка-то твоя не бобо?
– повторил я уже громче.
– Если ты беременна, то это дело временно, - невпопад ответил за него Саша-К, не знавший подоплеки разговора, но желающий ввернуть веское слово.
– А если не беременна - то это тоже временно. Я грубо засмеялся, глядя в Аркашкины глаза.
Вика встала и выключила магнитофон.
– Э-эй, ты что?!
– закричал мореход, продолжая крепко сжимать бедра маленькой Люды.
– Что там случилось?!
– Магнитофон перегрелся, - резко ответила Вика, протягивая мне гитару.
– Пусть лучше Женя споет.
– Да я устал, - попытался отказаться я; меня не устраивало, что мною обрываются танцы.
– Пусть лучше народ танцует!
– Хочет народ танцевать?
– строго спросила Вика, глядя в темноту.
Все молчали, чувствуя, как назревает внезапный конфликт.
Только Люда попыталась что-то пискнуть, но я даже не разобрал слов.
– А*я* хочу танцевать!
– крикнул Аркадий, отталкивая Вику от магнитофона.
– Завтра ты у меня на агрегате потанцуешь!!!
– заорал я, хватая его за руку.
– Мать твою за обе ноги!!!
– Цирк уехал, клоуны остались, - вмешался Саша-К, уловив, что непонятное дело принимает серьезный оборот.
–
Конфликт был потушен волей командира. Но игра сегодня мне как-то не давалась: то ли мучила злоба к Аркашке, то ли действительно устал. Хотя в сущности все оказывалось прозрачным: мне просто было*некому* петь. Катя так и не вернулась, как не появился и Славка. Вика, немного послушав, куда-то убежала: ее, насколько я успел понять, песни вообще абсолютно не трогали, и она попросила меня петь лишь для того, чтобы избавиться от Аркашкиного внимания. Три сидевшие у костра пары занимались только друг другом. Один Саша-К тихо смотрел на огонь - то ли слушал, то ли думал о чем-то своем, витая далеко отсюда.
И еще, даже во время пения в некоем тайном уголке моего сознания неприятно шевелилась подсказанная Викой мысль, что, возможно, не случайно Славка и Катя оба отсутствуют у костра… В общем, сегодня я оказался не в форме. Поэтому, спев всего одну песню, я отставил гитару в сторону.
Геныч с Тамарой молча растаяли в темноте.
– Ладно, спокойной ночи, - сказал, поднимаясь, Саша-К.
– Пошел и я до кладбища прогуляюсь…
– И мы, пожалуй, тоже, - пробормотал Лавров.
– Пойдем и мы погуляем, что ли, - предложил мореход Люде, сжимая ее со всей мощью нерастраченных сил.
Люда ничего не ответила - как мне показалось, он просто поднял ее с бревна и унес с собой.
И я остался один. Костер тихо потрескивал своими последними огоньками: никто давно не подбавлял в него топлива. Я сидел и не понимал, о чем сейчас думаю. Мне было хорошо в одиночество у ночного огня, и в то же время почему-то очень грустно. Следовало идти спать, но я почему-то медлил. Прогорели дрова, тихо исчезло пламя. Поляна погрузилась во мрак. В обступившей темноте резко проявились звуки. Я поднял голову: прямо надо мной на черном небе наискось тянулась мутновато-белая полоса млечного пути. Звездная дорога, которую никогда нельзя увидеть в подсвеченном фонарями городе…
От кухни мимо костра тихо прошелестели две тени. Я не стал окликать, не стал даже вслушиваться, кто это идет, боясь узнать, Викину правоту насчет Кати и Славки. В принципе меня это не могло волновать; я не осуждал Катю и тем более Славку, но почему-то знал, как неприятно будет мне удостовериться в том, что моя платонически возлюбленная Катя - на деле всего лишь самая обычная женщина и, подобно всем, гуляет по ночам.
Это Геныч с Тамарой, - твердо сказал я себе. Я поднял с бревна гитару. Она уже успела остыть, на лакированной поверхности деки собрались мелкие капельки ночной росы. Этот вечер не мог назваться удачным…
На следующее утро было пасмурно, по небу ползли низкие рваные тучи, то и дело принимался накрапывать дождь. С утра, позавтракав, мы глухо спали по своим палаткам, набирая упущенную норму. Потом опять вяло сидели на кухне, нехотя слушали хрипнущий магнитофон, лениво переговаривались. Володя и Аркашка резались в подкидного дурака. Катя со Славкой, раздобыв где-то листок клетчатой бумаги, играли в морской бой. Вика молча читала толстую растрепанную книжку. Мне не хотелось играть ни в дурака, ни в морской бой, ни даже на гитаре. Не хотелось вообще ничего, и на работу ехать - тем более. Меня вдруг одолела темная, ненастная апатия. Я думал об Инне - почему-то представил, что у нее сейчас светит солнце, и ей хорошо и приятно в летней биологической компании. И вдруг понял, что уже не помню, когда в последний раз слышал ее голос. Или получал от нее: письмо раньше она писала мне время о времени, отправляя почту с оказией в ближайший районный центр. Наверняка и сейчас она тоже могла бы отправить мне письмо даже с Дальнего Востока, ведь экспедиция, без сомнения, снаряжала посыльных в какой-нибудь город. Но, видно, было не до меня: диссертация захватила ее всю… От мыслей о жене мне стало грустно и пусто на душе. Я смотрел на весело смеющихся Катю и Славку, которые, судя по всему, действительно наслаждались обществом друг друга даже над листком морского боя, и мне делалось все грустнее. Я отвернулся, смотрел на мокрый луг, и мне не верилось, что еще вчера мы шли по нему, залитому солнцем до краев…