Хрустальное счастье
Шрифт:
Жан-Реми положил руку ему на плечо, вызвав у него дрожь.
– Пойду приготовлю чай, ты будешь?
Рука поднялась к затылку, потрепала волосы. Прикосновение, которому он едва мог сопротивляться. Голубые глаза Жана-Реми, светящиеся и полные нежности, были прикованы к его глазам, в то время как пальцы путались в темных прядях. Ален часто пробовал избегать этой физической близости – бесполезно. Его опыт с женщинами оставлял его неудовлетворенным. Он изменял Жану-Реми не скрывая этого, отказывался расценивать их отношения, как любовь, и, тем не менее, всегда приходил к нему
Звонок телефона заставил обоих подскочить. Очень недовольный, что его прервали, Жан-Реми пересек большую комнату, чтобы снять трубку.
– Да? А, здравствуй! Он здесь… Хочешь с ним поговорить?
Он прикрыл трубку, чтобы прошептать:
– Это Магали. Она кажется взволнованной.
Пока Ален говорил по телефону, он пошел на кухню приготовить чай. Ожидая, пока закипит чайник, он открыл холодильник и, изучив содержимое, нахмурил брови. Если они сядут есть прямо сейчас, он мог бы приготовить барабульки по новому рецепту.
– Жан, я еду в Авиньон, думаю, у нее проблемы.
Голос Алена был натянутым, беспокойным. Жан-Реми резко обернулся.
– Серьезные? Хочешь, я поеду с тобой?
– Да нет, не надо. Я, может быть, вернусь, не знаю. Я тебе позвоню.
Он поспешил на улицу, и машина резко сорвалась с места.
Магали только что растерянно вышла из бара, откуда она звонила. Посетители проводили ее удивленными взглядами. Несмотря на двойной виски, выпитый одним глотком за барной стойкой, ей не удалось почувствовать себя лучше. Она находилась в предместье города, в квартале, который она отлично знала. Аптека, где работал Рене, была недалеко отсюда, так же как и квартира, где она была у него после обеда.
Она поправила свои черные очки, нелепые в столь поздний час. Уличные фонари только зажигались, начиная с дальнего конца улицы, и редкие прохожие спешили, надеясь скорее вернуться домой. Когда машина Алена остановилась рядом с ней у тротуара, она почувствовала себя немного увереннее. Он был единственным мужчиной, на которого она могла рассчитывать, она это знала и, тем не менее, усевшись на переднее сидение, разразилась судорожными рыданиями.
Вместо того чтобы тронуться, он заглушил мотор и повернулся к ней. Мягким жестом он снял с нее очки, потом включил свет и молча на нее посмотрел.
– Давай, рассказывай, – сказал он спокойным голосом.
– Отвези меня сначала домой. Пожалуйста…
– Нет.
Он притянул ее к себе, чтобы она смогла плакать у него на плече.
– Мне нужно успокаивающее, – она начала икать. – Или стакан…
– Подожди немного. Я хочу знать, что произошло. Синяк у нее на виске мог быть вызван только ударом кулака, она явно не ударилась о дверь.
– И к тому же я хочу, чтобы ты мне сказала о
Он открыл бардачок, нашел там бумажные носовые платки и протянул их ей. Она стала мять их. Потом воскликнула:
– Я ему всегда платила за лекарства, которые он мне доставал! Ему это просто, ему надо только взять их, он работает в аптеке. Ах да, хорошо, я с ним иногда кокетничала, ну так, чтобы ублажить его… Я обращаюсь к нему, когда нахожусь в затруднении, а тогда я на самом деле была без гроша, мой врач тупица, он никогда не хочет ничего мне выписывать, я уверена, что это Винсен надоумил его! Ну и этот тип, на самом деле его зовут Рене, короче, я думала, что… Я ему позвонила сегодня, и он назначил мне встречу у него дома.
Она говорила так быстро, что он не все понимал, но боялся прерывать ее.
– Я знаю, мне следовало бы быть осторожной, требовать, чтобы мы встретились в баре, как обычно, но я не подумала, я так нервничала! И потом такие ребята, как он… Как он себе это представлял? У меня были деньги, чтобы заплатить ему, конечно, только он хотел другого.
За последней фразой последовала долгая пауза. Она больше не плакала, и Ален вздохнул.
– Да, – сказал он, – когда на тебя смотрят, хотят не денег. Ты напрасно пытаешься себя разрушить, ты слишком красива. Что произошло потом?
Вместо ответа она распахнула свою джинсовую куртку, чтобы показать разорванную в клочья рубашку.
– Скотина, свинья! Я стала визжать в полный голос, и это его жутко испугало. Пощечина, это был рефлекс, я уверена, что он не хотел этого делать. Потом он меня вытолкнул на улицу, но оставил мою сумку этот мерзавец. Мое счастье, что у меня была мелочь в карманах…
Ярость переполняла Алена, и ему пришлось сделать усилие, чтобы остаться невозмутимым.
Она взялась за ручку и прибавила:
– Теперь он знает кто я, потому что у него есть мои документы. Ты думаешь, он мне их вернет?
– Да. Я в этом уверен, – ухмыльнулся он.
Она тут же поняла, что он собирался сделать, и вскрикнула:
– Я не хочу, чтобы Винсен узнал!
– Извини, Магали, но когда ты делаешь такие глупости, ты должна сначала подумать.
– Мне нужны эти лекарства! Если их у меня не будет, клянусь, я сойду с ума.
– Тебе также нужно, чтобы кто-то серьезно занялся твоим здоровьем. Ты права, твой врач – шарлатан.
Она все еще держалась за него, и он почувствовал, что она дрожит, как осиновый лист. За неимением транквилизаторов ей надо было дать что-то выпить, иначе у нее случился бы припадок.
– Так. Мы возвращаемся. Но сначала…
Она отодвинулась немного, чтобы дать ему снять машину с ручного тормоза.
– Скажи мне как к нему ехать, надо забрать твою сумку.
– Это правда? Ты поедешь туда?
Она только хотела, чтобы об этом не узнал Винсен. Мысль о том, что он может сказать, если узнает правду, ужасала ее заранее. Их дети, мораль, достоинство, имя Морван-Мейер. Она хорошо представляла себе, какого рода аргументы он будет использовать против нее, с упреком и грустью, которые окончательно доведут ее. Не колеблясь, она указала Алену адрес Рене, и машина тронулась.