Хрустальный шар
Шрифт:
Смущенный и несчастный, Кшиштоф мял в руках резиновую трубку.
– Господин профессор, в принципе работа уже заканчивается, этой истории со свинками не удалось избежать, прошу меня извинить, если…
Ширло внимательно посмотрел на него своим ясным взглядом. Большой и тяжелый, он повернулся к двери и, шагнув, сказал:
– Не стоит извинений. – И уже мягче: – Вы всегда можете застать меня на кафедре.
Он слегка поклонился в сторону стены и вышел.
Керч машинально переставлял пробирки.
– Я говорил тебе, что нужно все ему рассказать. Это какие-то
– В субботу все будет в порядке.
Кшиштоф подошел к окну и вдруг зашипел от боли.
– Что с тобой? – Владислав приступил вплотную.
Кшиштоф хотел вырвать руку, которую тот взял, чтобы проверить пульс, но не стал противиться.
– Да чепуха, кольнуло меня – вот здесь, – потер он больное место в боку.
– Ischiadicus? [162] – Керч нажал сильнее. – Болит?
162
Седалищный нерв? (лат.)
– Нет.
Керч подошел к шкафу и вернулся с механическим пинцетом для забора крови.
– Дай палец.
Он был так деловито настроен, что ему невозможно было сопротивляться. Кшиштоф послушно подставил палец, на подушечку которого Керч опустил механистическое острие. Набрал большую каплю крови в пипетку и понес в другую комнату. Кшиштоф выписывал цифры из толстого блокнота, когда он вернулся. Очки у него были подняты на лоб, но он не замечал этого. Держал в руке стеклышко, на котором виднелась тень подкрашенной анилином крови.
– У тебя заметный лейкоцитоз. Кроме того, низкий уровень эритроцитов. Нельзя тебе ни в коем случае больше облучаться, ты понял?
Кшиштоф вздохнул, кивнул и встал.
– Пойду сейчас немного пройдусь. Голова у меня болит.
Керч отрицательно помотал головой.
– Никуда ты сейчас не пойдешь. Раздевайся, я должен тебя обследовать.
Отвернувшись к раковине, он мыл руки под громкое бульканье воды. Кшиштоф, апатичный и немного сонный, сидел на стуле, дожидаясь, пока друг не повернется к нему. Керч повернул ключ в замке:
– Ну, иди сюда.
Он придвинул к себе лампу.
III
Керч постучал в дверь и вошел, услышав ответ, донесшийся из глубины комнаты. Ширло сидел за столом, откинувшись назад, с очками на лбу, и смотря на входящего ясным взглядом, словно требуя говорить по существу. Его огромное тело, казалось, было с размахом скроено по каким-то древним, уже не существующим лекалам. Керч чувствовал себя словно перед лицом существа из другого материала, и тяжеловесность профессора от этого впечатляла еще больше. Он неловко поклонился, закрыл двери и подошел к столу. Профессор едва заметно кивнул ему и застыл в ожидании.
– Господин профессор, я хотел бы рассказать вам об одном деле.
Самое трудное было начать. Керч проглотил ком в горле и продолжил:
– Но вы должны мне пообещать, что не используете это во зло.
Ширло гневно тряхнул головой:
– Что еще за условия?
– Речь
Ширло вдруг наклонил голову так, что его седые волосы стали особенно заметны на фоне спинки кресла. Повернувшись в сторону говорившего лицом с гигантским бугристым лбом, он замер.
– Я могу вас попросить об этом одолжении, профессор?
Тот едва заметно кивнул, не поднимая головы.
– Говорите.
– Мы давно уже хотели поделиться с вами результатами исследований, но, учитывая возможные непредвиденные последствия, коллега Завада желал дождаться полного их завершения, чтобы избежать схематичности мышления.
Керч отчаянно пытался выбраться из лабиринта риторики.
– Вы знаете о наших исследованиях с самого начала, то есть с того времени, когда доктор Завада заинтересовался удивительными случаями регрессивного развития новообразований после взрыва атомной бомбы в Хиросиме. Его идея заключалась в том, чтобы использовать атомы серы, которые находятся в правозакрученных аминокислотах раковых белков, для выделения и распада ядерных нейтронов. Опыты вызвали массовую гибель морских свинок, которая так удивила сотрудников клиники. Однако Завада требовал окончательной проверки достигнутых позитивных результатов… и решил, что следует провести эксперимент на человеке…
Ширло поднял голову так неожиданно, что Керч испугался.
– И?.. – спросил профессор. Его глаза сверкнули стальным блеском.
– Завада подвергся облучению быстрых электронов и ввел себе изотоп серы… – ответил Керч, ускоряя речь, словно готовясь взять барьер.
Взгляд серых глаз прояснился, и Керч, проглотив комок в горле, добавил:
– О том, чтобы это был именно он, решил жребий, случайность.
– Ясно, – нетерпеливо кивнул профессор. Глаза его исчезли под нависшими бровями.
– Действительно, та раковая ткань, которую Кшишт… Завада вколол себе в правую икру, была разрушена молниеносно… Мы решили, что эксперимент удался. Однако два дня назад доктор Завада, не поставив меня в известность, снова подвергся облучению с целью, как он сказал, определения количественного различия между лечебной и смертельной дозой…
Профессор не дрогнул. Только глубокие морщины на его лбу застыли, как трещины в камне.
– Кальций в костях, подвергшихся воздействию быстрых частиц, приобрел свойства радиоактивного распада и продолжает распадаться, – закончил Керч, дыша, как после тяжелого бега.
– В чем это проявляется?
– Кроме побочной невралгии, костный мозг на облученном пространстве полностью утратил способность вырабатывать кровяные тельца. Это злокачественная анемия, продвигающаяся вдоль кости; единственным спасением мне представлялась ампутация.
Он снова увидел светлые глаза профессора, от взгляда которых уклонился, повернув голову в сторону.
– Представлялась… Но коллега Завада вчера отказался, а сегодня… уже были атакованы кости таза. Распад идет дальше, вызывая незначительные изменения в нервах.