Хрустальный шар
Шрифт:
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Не может быть, а что доят?
МИЧУРЕНКО. Кактусовый сок.
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. А пить можно?
МИЧУРЕНКО. Ну, он еще немного воняет, но пить можно. Впрочем, это пока еще социализм. Увидите, что будет делаться при коммунизме.
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. А на что вы опирались, товарищ научный работник? Не на гнилую ли буржуазную науку?
МИЧУРЕНКО. Тьфу-тьфу. Опирался на Лысюрина. О, мы, советские агробиологи, мы можем все. Все можно, что невозможно, только вместе с Марксом и Энгельсом. (Громкие одобрительные возгласы.) А ты, дядя Психов, что так грустно смотришь? Ах, ты, может,
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Ваш дядя запятнал себя низкопоклонством.
МИЧУРЕНКО. А? Что? Корнем? Кактуса [178] ? Что? Низкопоклонством? Какой дядя? Кто?
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Вот этот, Дем Психов-Бартулыхтимушенко, до сегодняшнего дня директор завода по производству гашеной соды.
МИЧУРЕНКО. Шутки. Какой дядя? Чей дядя? Может, мой? Не знаю этого господина, то есть этого товарища. И вообще я только в шутку иногда называл этого типа дядей, но мне всегда казалось, что у него во взгляде есть что-то злое, от космополита, от реакции и, спаси Господи, от контрреволюции. Ну, я пойду, а то кактус ослабеет.
178
Здесь игра слов: по-польски «korzeniem» – «низкопоклонством» и «корнем», поэтому вначале Мичуренко подумал, что Этонесоветидзе ему сказал: «Ваш дядя запятнал себя корнем», – поэтому и переспросил: «Что? Корнем? Кактуса?», но далее, разобравшись, уже переспросил иначе: «Что? Низкопоклонством?»
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Да-да, но адресок оставьте.
МИЧУРЕНКО. Я? Адресок? А… адресок. А… зачем? Может, хотите сочку кактусового? О, я вам лучше… молочка… может…
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Кактус кактусом, а мне нужна ваша адрес.
МИЧУРЕНКО. Ага. (Медленно записывает адрес и, обрадовавшись свободе, уходит.)
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Ну, что дальше?
ВАРФАЛАМОТВЕЙ и ПСИХОВ (смотрят друг на друга, поднимают правые руки и говорят, обращаясь к зрителям). О, мерзкие автомобили, противные чистые рубашки, омерзительное ароматное мыло, ненужная, вредная и развращающая зубная паста. Прочь вместе с гнилым комфортом, гадкими креслами и диванами. Мы хотим трудиться очень долго и очень тяжело. Хотим выполнять пятьсот шестьдесят процентов нормы, хотим вылезать из штанов и плеваться кровью, ибо так надо. А теперь клянемся сделать такое количество соды, что империалисты в ней размякнут и разложатся без остатка вместе с Атлантическим пактом и «Голосом Америки».
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Пожалуй что так. Но не знаю, могу ли вас простить.
Трубы, тарелки, барабаны и фанфары. Все становится более социалистическим. Пахнет коммунизмом. Сверхчеловечески открываются двери, нечеловечески входит СТАЛИН. Сверхчеловечески добрый, нечеловечески приветливый, гениально улыбающийся.
СТАЛИН (нечеловечески добрым голосом). Ну, чевой-то там, товарищи? Как так? Захотелось немножко понизкопоклонствовать, да?
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ (вытянувшись в струнку). Так точно, ТаищСталин.
СТАЛИН. Перестали уже, да? Ну да ладно.
ВСЕ (в унисон). Вы все знаете, ТаищСталин.
СТАЛИН.
ЕГОР НЕДОВЛАЗОВ вносит холодильник. За ним вваливается АВДОТЬЯ, стоявшая за дверью на коленях.
ПСИХОВ и АВДОТЬЯ. О, спасибо тебе, Великий Сталин.
ВСЕ. Великий Сталин.
ПСИХОВ. Величайший Сталин.
ВСЕ. Величайший Сталин.
ПСИХОВ. И вообще.
ВСЕ. И вообще.
АВДОТЬЯ. Спасибо, что идейно укрепил моего мужа и к линии приклепал. Умоляю вас, ТаищСталин, делайте дальше этот коммунизм. Дышать без него не могу. О, делайте.
ВСЕ. О, делай с нами что хочешь, ведь это так приятно.
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Чтобы к коммунизму.
ПСИХОВ. И в коммуну.
ВСЕ. Так точно, именно так.
ПСИХОВ (шепотом, дрожа). А что мы тогда будем делать? Когда уже будет коммунизм?
СТАЛИН (нечеловечески доброжелательным голосом). Будем очень, очень тяжело работать. Только не низкопоклонствуйте. Я вам это говорю. (Барабан, тромбон, выходит.)
ПСИХОВ включает холодильник.
ПСИХОВ. Ой, он не морозит. Ой, он же греет. Ой, он варит. Что же это такое? (Холодильник с грохотом взрывается, в потолке и на полу образуется по дымящейся дыре. Остатки холодильника догорают на виду у присутствующих.)
ВАЗЕЛИНАРИЙ. Все потому, что мы спешили, ведь это сверх нормы, поэтому сборка делалась в спешке.
ПСИХОВ. Как это?
ЭТОНЕСОВЕТИДЗЕ. Молчать, коммунизм не может ждать.
ПСИХОВ. Сталинский холодильник.
ВСЕ. Дурак, это уже не соцреализм. Бей его что есть сил!
Рвут его на куски – занавес.
Перевод Язневича В.И.
Сон президента
Когда под неонами «Палладиума» стало пусто, президент, который ждал у выхода бокового коридора, осторожно вышел на улицу. Пальцы его еще раз коснулись нескольких монет в кармане: двадцать пенсов – это было все, что оставалось до конца месяца. Он специально задержался у выхода, потому что не хотел присутствовать при том, как министр просвещения отъезжает на такси. Министр давал уроки игры на фортепиано и благодаря этому мог позволить себе такую роскошь; подобные вещи были ниже достоинства президента. Впрочем, он все равно не умел играть.
«Нищета властителей, – мелькнуло у него в голове. Он подумал о Людовике XVI. – Нет ничего хуже…»
От кинотеатра до резиденции правительства было недалеко. Пробираться в наступающих сумерках и лондонском тумане проулками было не только обидно, но и опасно: в прошлом месяце возвращавшегося после партийки в покер генерального инспектора вооруженных сил, генерала Пшеджий-Хшенщотицкого американские солдаты раздели до нитки, и шеф протокольного отдела вынужден был отдать ему собственные брюки бессрочно.