Хуан Дьявол 3 часть
Шрифт:
– Не думайте, что я такой ребенок, Ноэль. Она обманывает, плетет козни, лжет, создает миры по своим дьявольским капризам, но в этом не солгала. Я прекрасно знаю чувства Моники. Я мог обмануться только на миг. Пока она моя жена, ее долг быть со мной, и это законно. Добросовестность послушницы пугает ее, заставляет думать, что она грешит мечтами. Когда она перестанет быть моей женой, то сможет мечтать, не упрекая совесть, не мучаясь сомнениями.
– Если на то пошло, тут все едино. Замужем или нет, это невозможно для нее.
– И что? Она может мечтать, как ее жизнь
– А ты, разве нет?
– Я? Возможно. Но я не хочу им быть. Не хочу быть чьим-то сыном, не хочу знать, какая кровь бежит по венам. Клянусь, вздохнул бы свободней, если бы не знал. С этим именем возвращается весь ужас детства: лачуга Бертолоци, жестокость человека, который мстил моей невинной плоти всей болью обид. Я даже не могу вызвать в памяти образ, который мог бы смягчить все: образ матери, которую хотя раз бы увидеть. Вы видели ее, Ноэль? Расскажите, какой она была?
– Я видел ее. Но зачем говорить об этом? – пробормотал взволнованный старик, пытаясь успокоиться. – Незачем творить ужасное настоящее, вороша прошлое. Твоя несчастная и красивая мать. Еще прибавлю, в ней не было корысти, она не искала выгоды. Согрешила из-за любви и заплатила за грех слезами и кровью. Я видел ее несколько раз, но только ее слезы, а не улыбку.
– В таком случае, я ненавижу еще сильнее этого Франсиско Д'Отремона, давшего мне жизнь!
– Он тоже любил ее. Глубоко и искренне. Хотя ты не веришь, но за его огромной и безмерной гордыней билось сердце. Поэтому я хочу обуздать твою. Гордыня – первый грех. Не впадай в нее.
– Мой бедный Ноэль, не говорите глупостей. Не имей я гордости, то стал бы червяком, а предпочитаю быть ядовитой змеей, чтобы меня не раздавили ногой.
– Червем ты родился, но теперь им не являешься. Потому что можешь летать, и я покажу тебе путь на небо. Почему бы тебе не наступить на свою пустую гордость? Хочешь, я схожу в монастырь, поговорю с твоей женой?
– Нет, Ноэль. Моя жена! Это слово звучит смешно. Ничего не говорите. Я поговорю с ней, хотя это вряд ли что-то изменит. Я поговорю, а вам не нужно. Я должен спросить Монику де Мольнар, моя жизнь зависит от ее ответа.
Очень медленно, неслышно, едва касаясь ногами старых каменных лестниц, Моника спускалась в большой внутренний двор сада монастыря Рабынь Воплощенного Слова. Колокола созывали верующих, мягким звучанием приглашая на вечернюю службу. Священники и послушницы входили в церковь тесной вереницей, но Моника шла в противоположном направлении. Она чувствовала, что задыхается в этих стенах, и вышла из кельи, избегая всех. Ее душа желала лишь одиночества и тишины. Даже в монастыре ей казалось, что она в мире. Она прошла через арки, ограничивавшие двор монастыря, желая добраться до угла, чтобы видеть только деревья и небо, но что-то шевельнулось среди веток кустарника. Круглая голова высунулась, на эбонитовой коже блестели черные
– Ай, моя хозяйка! Хорошо, что вы появились. Уж не знаю, сколько я жду, согнувшись, собирался перелезть через стену, чтобы уйти, но не хочу уходить, не повидавшись с вами.
– Я велела тебе не возвращаться, Колибри. Это настоящее безрассудство. Это запрещено. Ты не понимаешь?
– Я же не делаю плохо, хозяйка. Вы знаете, я прихожу увидеть вас. Вы больше не хотите ничего иметь со мной? Больше не любите меня?
– Конечно же, я люблю тебя. Но когда проходишь за эти стены, то отказываешься любить мир. Ты не понимаешь, бедняжка, но не страдай так, не грусти. Разве до меня ты не был счастлив?
– Счастлив? Что такое быть счастливым, хозяйка? Быть довольным?
– Ну да, в какой-то мере. Ты не был доволен? Не был доволен твой капитан?
– Он, не знаю. Он смеялся, а когда мы заходили в порт, устраивал праздник. Когда он не спускался, женщины выискивали его на пристани. Капитан всегда привозил им подарки, а они целовали его и говорили, что он роскошнее короля и красивее всех. Потому что капитан…
– Замолчи! – прервала его Моника и сжала губы.
– Я рассердил вас, хозяйка? – наивно удивился маленький Колибри.
– Нет. Разве меня волнуют твои слова? Возвращайся к хозяину! Возвращайся на корабль Хуана, отмечай с ним его праздники! Уверена, он там, развлекается.
– Нет, хозяйка, он не вернулся на корабль. Пошел с сеньором Ноэлем. Но Сегундо сказал, что сегодня ночью он выиграл очень много денег, и теперь все изменится. Что хозяин превратится в настоящего кабальеро с домом и лодками, которые будут ловить рыбу. А еще сказал, что хозяин придет к вам, что вы снова будете с нами. Не на корабле, а в доме, который он построит. Это правда?
– Нет, это неправда. Он не придет в монастырь и не хочет, чтобы я отсюда выходила. Я уверена. Ему хватит женщин на пристани. Теперь они полюбят его сильнее, потому что он сможет делать им дорогие подарки.
– Тссс! Идет монахиня, – тихо и испуганно сообщил Колибри. – Я спрячусь.
– Моника, дочь моя… – приблизилась Мать-Настоятельница к послушнице и объяснила: – Я заходила в келью и искала тебя по всему монастырю. У тебя посетитель.
– Хуан! – обрадовалась Моника, не в силах скрыть волнение.
– Нет. Это сеньор Ренато Д'Отремон, дочь моя, он умоляет не отказывать ему.
Монике показалось, что у нее похолодела кровь. Ренато Д'Отремон. Каждая буква пронзала стрелой скорби, с вторгающимся горьким разочарованием, потому что это он, а не другой. Слова Колибри окрылили ее душу надеждой, пробудившей в ней безумные мечты. А теперь, словно захлопнулась приоткрытая дверь, словно погасла последняя звезда на мрачном небе.
– Я осмелюсь просить тебя не отказывать ему, – продолжала Настоятельница. – Он долго ждет и кажется печальным, неспокойным. Его настойчивость заставляет думать, что это действительно важно, связано с заявлением о расторжении брака, подписанное тобой для Его Святейшества. Выслушав его, ты ничего не потеряешь.