Хуан Дьявол
Шрифт:
– Я ничего не понимаю, – отчаялась смущенная Моника. – Ты хочешь оставить меня здесь? Бросить?
– Рядом монастырь. Там ты можешь провести ночь, а потом, любым способом поехать в Сен-Пьер.
– О чем ты говоришь? Что ты говоришь? Я не хочу оставлять тебя, Хуан!
– А я не хочу тащить тебя на смерть. Зачем ты заставляешь меня говорить ужасную правду? Я пропал, Моника!
– Не может быть! – не соглашалась с Хуаном Моника.
– Уверен, в эти часы Сегундо и оставшиеся с ним уже арестованы. Их заставят говорить, они расскажут, где мы, наше убежище обнаружат. А я не сдамся, Моника. Я выйду в море, хотя и не смогу отъехать слишком далеко.
–
– Я молчал, борясь со своей совестью, но рассудок победил. Это не было ложью.
– Это была ложь! И не только мне, и этим несчастным солгал.
– Для них не было обмана. Они прекрасно знают свою участь. Они последуют моей: несчастье или немного надежды. Надежды жалкой жизни, которая не для тебя, Моника да Мольнар.
– А если я принимаю ее?
– Не заставляй меня верить в несуществующий рай. Замолчи, Моника, замолчи, потому что если будешь дальше говорить, то у меня не будет сил сделать то, что нужно, потому что я так сильно люблю тебя… так сильно…!
Он прижал ее, коснувшись ее губ огненным поцелуем; затем резко оторвал от себя, разрывая нежные узы и убежал к лодке, боровшейся с волнами, а Моника душераздирающим криком взывала и умоляла:
– Хуан! Нет! Нет! Не бросай меня! Забери меня! Какое значение имеет умереть?
Крик Моники потерялся в ночи, утонул в темных водах, беспокойных, которые гребнем поднялись и обрызгивали каплями пены протянутые руки, глаза, которые смотрели не видя, губы, горевшие огнем от следа этого неизгладимого поцелуя, который Хуан оставил им двоим; теперь, как бездна, разделявшая их: горький поцелуй, одновременно наполненный бесконечной нежностью. Первый, единственный поцелуй любви, который Моника больше никогда не получит.
Огромная волна залила ее, но она не сдвинулась. Она стояла, пригвожденная на пляже, сердце, одновременно разбитое и ослепленное, будто на миг увидело блеск звезд в руках, оставляя на них обжигающий жар. Было лишь безумное желание сжать то, что только что было в ее пальцах. Высший дар, о котором она так мечтала, вырванный второй раз из ее жизни. И не было печальней фразы, сбегавшей с человеческих губ, которая поднялась рвущимися рыданиями:
– Хуан, почему ты бросил меня?
Стоя на пляже, глядя в горизонт, еще страстно сопротивляясь, она ждала света рождавшегося дня, чтобы увидеть полные паруса дерзкой морской шхуны, которая ушла со своим тяжелым грузом, что значило крах и крушение, с отвагой капитана, чьи последние пленительные и мучительные фразы еще звучали в ушах Моники. Хуан Бога. Хуан Дьявол. Тот, кто безумно появился в ее жизни, как луч света и огня, благоухавший и терзавший ее… кто наконец дал сбежать тайне в жестоком прощании… тот, кому еще возражают с мягкой укоризной нежные губы бывшей послушницы:
– Если бы я могла поехать с тобой. Если бы могла…
Она беспокойно посмотрела по сторонам, но нечему и некому было помочь ей. За черными скалами, немыми свидетелями многочисленных давних катастроф, начинались зеленые склоны горы Парнас. Цветущие усадьбы возвышались между разнообразных улочек, а с более высокой стороны стоял монастырь, который Хуан посчитал для нее убежищем. Жаждая увидеть больше, Моника взобралась по горной тропе, но оттуда тоже ничего не увидела, кроме бескрайнего моря.
– Как найти тебя? Как добраться до тебя, Хуан?
Оттуда был виден весь город. Она была почти в двух километрах от него. На миг, воображение Моники, казалось, вспыхнуло. В Сен-Пьере есть лодки, шлюпки, корабли. Возможно, она найдет кого-нибудь, кто ее отвезет,
– Моника! Это же вы… действительно вы? Я не сплю? Вы одна? Что вы здесь делаете? Я была уверена, что глаза меня обманывают, а теперь я могу дотронуться до вас… Разве вы не…?
– Понимаю ваше удивление, матушка.
– Кто с вами?
– Никого. Успокойтесь. К моему несчастью, я совершенно одна, потому что на мне лежит обязанность спастись.
Мать-настоятельница Рабынь Воплощенного Слова ощупывала дрожащими руками мокрую одежду Моники, смотрела расширившимися от удивления глазами на ближайший пляж и неспокойное море, и с усилием сдержала вопросы, срывавшиеся с губ; три экипажа, следуемые за ней, остановились и раздвинули занавески, чтобы показать под черными головными уборами удивленные лица. В их лицах было сочувствие и жалость. Очень бледное лицо, мокрые одежды, распахнутые глаза, скорбный взгляд сбившейся с пути бывшей послушницы – все это имело достаточную силу, чтобы заставить отреагировать настоятельницу:
– Я вижу, вы больны, Моника, и только что сказали, что одна. Поднимайтесь в мой экипаж. Мы едем в Монастырь Доминики. Они пригласили нашу общину скрыться ввиду большой тревоги.
– Тревоги?
– Кажется, наступает конец мира, дочь моя, и сеньор Епископ сказал эвакуироваться из старого монастыря на Площади Виктора Гюго, – проговорила мать-настоятельница почти жизнерадостно. – Многие говорят, что ничего не случится. Мэр ничего не сделал, лишь издал указ, и призвал к спокойствию жителей Сен-Пьера, сказал, что едет губернатор, чтобы запретить выезд. Поэтому я решила поспешить с духовными дочерями и выполнить пожелание Его Высокопреосвященства. Теперь я считаю, это было Небо, ведь благодаря Ему я встретила вас. Едем, поднимайтесь в экипаж!
– Нет, матушка, я не могу поехать с вами. Я должна сесть на корабль, должна отыскать Хуана…
– Отыскать Хуана? – изумилась настоятельница. И с искренним удовлетворением спросила: – Вы хотите сказать, что Хуан Дьявол смог сбежать? О, простите! Вы зовете его Хуан Бога, и на самом деле…
– Он, говорит, что пропал. Он уверен в неизбежной смерти. Люцифер не может поехать со своим грузом. Боже мой, Боже мой…!
– Дорогая дочь, боюсь, вы бредите…
– Нет, матушка, нет. Хуан привез меня на этот пляж, оставил и приказал спасаться, чтобы я была именно в этом монастыре, и что…
– В таком случае, чего вы ждете? Разве ваш первый долг перед мужем не послушание?
– Если он умрет, я не хочу жить, матушка!
– Говорите тише, пожалуйста. Послушницы рядом, в этом экипаже, где они не подняли занавески. Идемте со мной, вы больны, и в данный момент ничего не можете сделать.
– Если умрет Хуан, я сойду с ума, матушка.
– Не отчаивайтесь. Не только Хуан, но и все в большой опасности. Наши доминиканские сестры стоят на молитве со вчерашнего дня, и мы сделаем то же самое, как только приедем. Никто не молится напрасно. Милосердие Божие не имеет границ. Я думаю, было чудом обнаружить вас здесь. Мы будем молиться в честь этого безумно великодушного человека, за которым вы замужем. В эти последние дни почти ни о чем не говорят, а только о великой борьбе в защиту рыбаков. Многие нападают на них, но есть те, кто на их стороне: наш духовник среди них.