Художник
Шрифт:
Луисо и Мирия, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза.
"Ты красивая..."
"Я хочу быть с тобой"
"Поцелуй меня еще..."
И снова они приникли друг к другу, словно изможденный путник соединился со сладким источником ключевой воды.
"Девочка моя, милая" - Он нежно провел пальцем по ее бровям, носику, полным губам.
– Луисо!
– Раздался сзади голос брата.
– Девушкам пора, да и нам тоже.
Змей и Мирия нехотя разорвали объятия.
– Я кое-что хочу тебе подарить на память.
– Хрипло сказал Луисо.
– Не знаю, когда мы увидимся вновь, но если так случится, что... неважно...
– Он снял со своего мизинца кольцо. Увидев, как вспыхнули щеки девушки, он улыбнулся.
– Оно не обручальное. Но в трудный момент жизни придаст недостающие силы.
И, нежно взяв ее за руку, надел кольцо на мизинец. Оно сразу сжалось вокруг пальчика до нужного размера, блеснув изумрудным глазком.
– Луисо!
– Мирия подпрыгнула и, наклонив его голову, снова впилась в губы поцелуем.
– Братец!
– Дернул его за рукав Эрнаандо.
– Нам давно пора! Кстати, переоденьтесь. Аамирен любит "помогать" студентам осваивать лужи и заросли. Так что советую координаты места переноса ставить в формулу два раза. В начале и конце. Тогда он не сможет внести свои коррективы.
И, подхватив под руку выдранного из крепких объятий Луисо, он активировал разовый портал, разрешенный Эрайеном.
– Я люблю его!
– Закружилась по комнате Мирия.
– Как я его люблю!
– Одевай штаны из кожи, подруга. Любовь исчезла вместе с платьем, настал черед суровых будней. Аамирен уже оттачивает свои зубы для любимой ролевой игры "Принц и баба крестьянская, неотесанная, две штуки". Кстати, смой ресницы и припудри губки.
– А губы-то зачем?
– Хм, они такие... зацелованные... Как бы ему тоже не захотелось присоединиться к процессу.
– Да ну его... А Луисо... какой он нежный!
– Если ты не поторопишься, то узнаешь, насколько груб младший преподаватель. Вот вылетишь из Академии, и воспоминания о Луисо останутся только воспоминаниями!
И девчонки, наконец собравшись, выбежали из корпуса и направились на кафедру переносов.
Змеи же, оказавшись снова во дворце, шлепнули друг друга по рукам.
– Теперь точно сдадут!
– Конечно, с таким психологическим подкреплением!
– Иржи не будет отвлекаться на баб, а они - дергать его по пустякам.
– И наш прекрасный братик перестанет ревновать.
– Так он вроде перестал? И даже не вызверяется на Юори. Чудеса!
– А девушки все-таки хорошенькие. Как приутихнет эта свистопляска, навестим?
– А то!
И, глядя друг другу в глаза, они весело рассмеялись.
Йожефа в ранний час разбудило шебуршание бумажных листов, громкий чавк и хлюпанье воды. Сонное сознание, плавающее в дебрях прошлого, вспомнило жившего на их дворе большого, но добродушного пса с улыбающейся мордой и желтыми подпалинами, радующегося любой случайной подачке, а также бывшую жену, скармливающую ему бутерброды с колбасой, не съеденные Йожефом на работе. Бедная девочка! Она так расстраивалась, что он не ел приготовленную ей пищу, объясняя тем, что перекусил вместе с боссом. Но на самом деле, проще было не кушать совсем, нежели травиться положенными на хлеб непроваренными кусками полусырого мяса или обрезками зазеленевшей колбасы, которую неопытной девушке продавал ушлый лавочник. Йожеф, конечно, ходил тайком в лавку и ругался с самодовольным толстым мужиком, но тот только упирал руки в бока и хохотал над бедным
Йожеф вздохнул и проснулся. Вокруг были крашеные стены общежития и сосед Инваар Роолен, доедающий последний бутерброд, взятый с вечера из столовой.
– Ты чего?
– Удивился Йожеф.
– Сейчас встану, пойдем завтракать. Иржи прихватим!
– Нет, вы идите вдвоем! У меня с утра пересдача!
– А почему водой из-под крана запиваешь? Поставил бы чайник.
– Йожеф приподнял голову и подпер ее локтем.
– Да не нужен мне чай! Понимаешь, у меня от страха зубы стучат, и я занимаю их едой.
– Все пестики и тычинки выучил?
– Про это я и без ботаники знаю, - отмахнулся Роолен.
– А вот ты знаешь про многообразие грибов и что можно получить от каждого, кроме спор?
– Знаю. К примеру, сваришь мухомор, слопаешь - и любая кикимора сойдет за красавицу. Да в-общем, к тому времени, как грибки усвоятся, они уже и не нужны. Тебе станет так хорошо! В воздухе слоники летают, а ушки, как крылышки у стрекозы: прозрачные и трепещут!
– Это где ж тебя так приперло, что ты мухоморы ел?
– поинтересовался Инваар, надевая белую рубаху и отглаженные с вечера брюки.
– Ты что, любитель?
– Нет.
– Помрачнел Йожеф.
– Просто очень есть хотелось. А кроме этой пакости, да болотной гнилой воды больше ничего не было. У нас народ не столько от пуль, сколько от дизентерии перемер.
– А что с вами произошло? С кем воевали? И где были ваши лекари?
– Забудь.
– Махнул рукой, вставая, Йожеф.
– Это было в другом мире.
– Ты был в другом мире? Воевал?!
– Инваар! Ботаника!
– Уже лечу!
– Почти второкурсник пятерней зачесал назад косую челку и повертелся перед зеркалом.
– Ну как я тебе?
– Как придурок, изучающий эротический журнал вместо практических работ с девушками. Иди, ботан, ни пуха!
– Тьфу на тебя, чертяка иномирный!
Йожеф, дождавшись, пока топот туфель соседа стихнет на лестнице, приподнялся на кровати, подложил под спину подушку и взял с тумбочки один из выданных ему учебников. "Волшебный язык. Грамматика и лексические обороты". Йожеф открыл толстый том, пробежал глазами по незнакомым словам, выстроенным в текст, и зевнул. И как вся эта ерунда помещается в голове у Иржи? А вообще, пожалуй, пора вставать и идти за другом.
Одеваясь, Йожеф внезапно понял, что после обряда он, вместе с цветом глаз и волос, симметричностью лица и хороших пропорций тела, получил и несколько иной образ мышления. Нет, конечно, все, что с ним происходило раньше, он помнил, но теперь это стало каким-то незначительным и неважным. А еще он много стал думать о лесе. Об огромных деревьях, с которыми можно на какое-то время стать единым целым, подключившись не только к их ощущениям, но и тысячелетней памяти, накопленной великанами и эльфийским народом. И ему очень хотелось туда, где жили новые родственники, куда так настойчиво звал дед Мелидар Теридель. И, меняясь, он начал отдаляться от своего единственного друга Иржи, постепенно забывая тот полустертый и выцветший мир, из которого они пришли.