Художник
Шрифт:
– Полгода, может, меньше… Точно не помню.
Ермаков задумался. Кучумов не стал ждать, когда он вспомнит подробности, и задал следующий вопрос:
– Какие у вас отношения с Еленой Бородиной?
Павел задумался.
– Отношения? Как у двух людей, связанных каким-то общим эпизодом в прошлом. Не более того. Мы оформили развод год назад, когда у нее появились виды на Бородина, а до этого уже два года жили порознь. Нет, конечно, когда это случилось, я ей позвонил, так сказать, выразил…
– Откуда вы знали, что она вышла за Бородина?
– Сама сказала. Как-то я ее
– Когда это было, постарайтесь вспомнить поточнее, – сказал следователь, но Ермаков так и не смог это сделать. Полгода назад, скорее всего, даже меньше, а вот насколько меньше – не спрашивайте, все равно не вспомню.
– Павел Степанович, где вы были позавчера в восемь – начале девятого вечера?
Ермаков ненадолго задумался, потом ответил:
– Дома.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Нет. Я живу один, в тот день вообще никуда не выходил. С утра, с десяти часов и примерно до часу ночи работал. Ну, пару раз еще прерывался, чтобы сготовить поесть.
– Вы работаете дома?
– Да. Я рисовал для журнала.
– Вы уже отдали им готовую работу?
– Нет. Собирался сегодня закончить и отдать, но вот к вам вызвали. А какое это имеет отношение к делу?
– Не знаю, – ответил Кучумов, сопоставляя улики (только косвенные, к сожалению), – может быть, и никакого… Павел Степанович, я предлагаю вам добровольно сознаться в убийстве гражданина Бородина Евгения Петровича. В таком случае можно будет засчитать этот наш разговор за явку с повинной.
– Вы что, считаете, что я убил Бородина?! – спросил ошарашенный Ермаков.
– Допускаю. Мотив у вас есть. Алиби на момент убийства нет. Этого достаточно для подозрения. Ну, как, оформляем явку с повинной?
– Нет! – решительно сказал Павел.
– Очень жаль. В таком случае я выношу постановление о вашем задержании, – сказал следователь, доставая из стола бумагу, похоже, давно заготовленную. – Распишитесь здесь. Меру пресечения назначит суд.
– Не буду я расписываться! – возмущенно сказал Ермаков.
– Павел Степанович, я прошу вас расписаться не в том, что вы согласны, а в том, что ознакомлены. Я ведь вас ознакомил?
– Дайте бумагу.
Прочитав бумагу, Ермаков размашисто расписался и бросил на стол ручку.
Суд в качестве меры пресечения избрал содержание под стражей: речь шла об убийстве, скорее всего, умышленном. На следующий день ездили на квартиру с обыском. В поисках понятых оперативники зашли в квартиру напротив, привели соседа. Звали его Петром, с Павлом у них были отношения не то что дружеские, скорее приятельские, потому что Петр сюда переехал не очень давно. Впрочем, друг друга они звали Петей и Пашкой и знали друг о друге некоторые подробности: например, о давней хулиганской выходке Павла, из-за которой он лишился диплома, и о том, что сосед отсидел два года за кражу. Его жена тоже была дома, оперативники хотели
Следователь объяснил, зачем они здесь и что ищут. Петя прокомментировал это сообщение так:
– Пашка убил?! Да он и мухи не обидит!
Семеновна промолчала, она, похоже, тоже не очень поверила.
Искали в первую очередь оружие, но, когда обнаружили видеозаписи с Еленой Бородиной, Кучумов приобщил их к делу.
– Это не Бородина, – сказал Павел, – здесь она еще Ермакова.
Кучумов оставил его заявление без внимания.
Файлы с фотографиями Бородиной (Павел настаивал, что Ермаковой) обнаружились еще и на винчестере компьютера. Чтобы не тратить сейчас время на просмотр, следователь изъял все видеокассеты и компакт-диски, какие нашлись в доме, а заодно и винчестер. Дискеты просмотрели сразу, ничего в них не нашли и оставили.
А оружия так и не было. Половину квартиры завалили вытряхнутыми вещами, дошла очередь и до цветочных горшков. Металлоискатель ничего в них не обнаружил, что, как известно, ни о чем не говорит. Оперативник примерялся, как бы вырвать растение.
– Людей не жалеете – хоть цветок пожалейте, – сказал Ермаков. – В столе во втором ящике инструмент. Возьмите там щуп из проволоки, проткните щупом.
Оперативник достал отрезок толстой проволоки со слегка заостренным концом – на оружие, пожалуй, не тянет, да и Бородина не закололи, а застрелили из пистолета. Он начал медленно вдавливать проволоку в землю.
– Есть что-то, – вдруг сказал он. – Круглое. Может, патроны?
– Это галька. Дренаж, – сказал Павел. – И вообще, кто так хранит патроны?
– Так хранить патроны, конечно, нельзя, – согласился Кучумов, – а вот прятать можно. Вытаскивайте цветок.
Оперативник ухватил правой рукой за ствол павловского лимона (Ермаков зажмурился), левой уперся в край горшка и медленно вытянул растение вместе с землей. Показались корни, комки посыпались на пол.
Внизу, естественно, была галька. Дренаж.
Два следующих горшка проволокой не протыкали, а сразу вытащили растения. Ермаков молчал, смотрел безучастно. Последней была роскошная сансевиерия, которую чаще называют "щучий хвост". Оперативник ухватил ее у корня, потянул – она не сдвинулась с места: стенки горшка у краев чуть загибались внутрь. Потянул сильнее – растение затрещало. Он отставил горшок, порылся в ящике с инструментом, достал молоток и вернулся к цветку.
– Иван Андреевич! – резко сказал Кучумов.
– Гражданин следователь, – поправил тот.
– Гражданин следователь, у вас ордер на обыск или на уничтожение имущества?!
– Постановление, – снова поправил Кучумов и приказал оперативнику:
– Погоди ломать. Возьми нож, отожми с краев.
В четвертом горшке, как и в предыдущих трех, не нашлось ничего, имеющего значение для следствия. И в других местах тоже. Кучумов, по-видимому, чтобы хоть что-то приобщить к делу, изъял еще два листа с карандашными набросками каких-то портретов: утверждал, что имеется сходство с убитым. Ермаков посмотрел, сказал: