Худшее из зол
Шрифт:
— Диск?
— Да, диск. Наверное, Донован потом спросил, сколько он за него хочет, потому что Джамал сказал «миллион».
Лицо Джека уже не было таким злым, он как будто что-то обдумывал.
— Миллион, говоришь?
— Да, он сказал «миллион». А Донован, наверное, типа, рассмеялся, что ли, потому что Джамал спросил, а сколько он готов заплатить, а потом сказал «пять тысяч». Наверное, Донован назвал эту сумму.
— Пять тысяч? Он согласился?
— Да. Но сказал, это вопрос жизни и смерти.
Жирное лицо прорезала узкая длинная щель улыбки.
— Похоже, у нас завелся маленький шантажист. Жизни и смерти, говоришь? Пять тысяч… Уверен, эта штучка стоит куда дороже. Кажется, нужно поговорить с нашим малышом.
— Да.
— Что он потом сделал? Только не говори, что не знаешь.
— Нет, что ты! Конечно знаю. Они договорились встретиться завтра вечером. На пристани. А потом они пойдут к Доновану в гостиницу для обмена — деньги на диск.
Джек осклабился:
— Хочет сделать вид, что этот Донован — его клиент. Ай, какой умненький мальчик!
Сай кивнул. Он об этом не подумал, но, наверное, Отец Джек прав.
— А потом он дал номер своего мобильного. Чтобы позвонил, если что-то изменится.
— Прям дружбаны.
— Ага, — хихикнул Сай.
Сай выжидающе смотрел на патрона. Тот хмурился, явно что-то обдумывая.
— Что мне теперь делать?
— Глаз с него не спускай, — сказал Джек задумчиво. — Перед тем как он пойдет на встречу, я перекинусь с ним парой слов.
Джек говорил таким тоном, что Сай обрадовался — эта пара слов будет адресована не ему.
— Ясно.
Джек кивнул:
— Молодец, Сай, хвалю. Ты хорошо потрудился. Очень хорошо.
В груди Сая поднялась волна гордости.
— Спасибо, Отец Джек!
— Молодец-то ты, конечно, молодец. Но если еще раз потревожишь мой сон, я отрежу твое хозяйство и слопаю, а тебя заставлю смотреть. — Он тяжело забрался на кровать и лег. — А сейчас убирайся, пока я добрый.
Сай вздрогнул. Он и не сомневался, чем закончится разговор. Он вышел за дверь и тихонько прикрыл ее за собой. Сквозь дерево донесся звук, похожий на движение в недрах земли: Отец Джек устраивался поудобнее.
Сай стоял на лестничной площадке и тяжело дышал, ноги дрожали и подкашивались.
Фу, пронесло, подумал он и вздрогнул.
Могло быть гораздо хуже.
На Кингс-Кросс тяжело опустилась ночь. Такая темная, что ее не в состоянии осветить ни один фонарь.
В одном физическом пространстве бок о бок два совершенно разных мира; вокзал — одновременно граница их раздела и область соединения. Вместе со светом дня жители одного мира покидают улицы — со сгущающейся темнотой их место занимают обитатели другого. Редкие прохожие из дневного мира торопливо спускаются в метро
Или желания.
Ибо ночью дневной мир превращается в место, где все выставляется на продажу. Секс. Наркотики. Тела. Души. Надежда. Будущее.
Мир безудержного, безумного потребления. Звериный оскал капитализма.
Секс и смерть. В каком угодно сочетании.
Попытки искоренить зло, облагородить этот район, завлекая средний класс, давали лишь временные результаты, но вскоре все возвращалось на круги своя: как вода, которая точит камень и превращает в песок, новичков здешняя жизнь или развращала, или поглощала.
Дин стоял на своем обычном месте — у почерневшей кирпичной стены вокзала, выходящей на Йорк-Уэй, — наполовину скрытый тенью, однако так, чтобы заинтересованные лица знали, что он на работе.
Заинтересованные лица находились всегда.
Он снова заметил черный «сааб» — машина в третий раз выскочила на светофоре из-за угла. Подъехала ближе, притормозила и, прежде чем Дин успел к ней приблизиться, снова уехала. Набирается смелости, решил Дин. Вернется. А если нет? Фиг с ним — будут другие.
Он похлопал себя по боковому карману джинсов — там приятно шелестели бумажки, подвигал челюстью — она начинала болеть. Фигня — он привык.
Кайф от последней сигареты с крэком, как всегда, быстро улетучивался. Собачий холод. Сейчас бы пару затяжек от косячка с марихуаной, чтобы чуток взбодриться и согреться.
Он засунул руки в карманы. Без Джамала скучно.
Но деньги компенсировали потерю. Он знал, что бы предпочел, окажись он перед выбором: деньги или Джамал.
Он посмотрел в ту сторону, куда скрылась машина, — надо подождать, когда она вернется, — и в это время заметил потенциального клиента. Огромный накачанный мужик. Бритая голова. Дорожная сумка через плечо. Подошел, нагнулся.
Дин его узнал:
— Блин, я же тебе все сказал! Чего тебе от меня надо?
Тот остановился, поднял перед собой руки, словно собирался сдаваться в плен, как в старых фильмах про войну.
— Все тип-топ, — сказал он. — Я здесь по другому делу и ни о чем не собираюсь тебя спрашивать.
— Да? — недоверчиво переспросил Дин. — Я тебе уже говорил — Джамал мне не звонил. Понятия не имею, где он болтается.
Бритоголовый улыбнулся. Снова этот синий зуб, от которого Дин почему-то не мог оторвать глаз. От которого бросает в дрожь.
— Да ладно тебе. Не дрейфь. Мне он больше без надобности.
— Да? Зачем тогда пришел?
Бритоголовый вынул из кармана брюк пятидесятифунтовую купюру.
— Я к тебепришел.