Хутор Гилье. Майса Юнс
Шрифт:
Долговязый Ула тем временем успел распречь лошадь, поставить ее на ночь в конюшню, и уже снова он в белом фартуке орудовал ступкой. Бум-бум-бум!..
— Вы что, совсем спятили? Сами ничего не соображаете! — прошипел капитан, влетая в кухню. Он не повышал голоса, но тем заметнее был его гнев. — Может, вы сейчас и белье катать начнете? Если уж угощать фогта хозяйственными звуками, так давайте полный набор! Ведь весь дом дрожит от вашей ступы!
На лице матери отразилось отчаяние, а в глазах вспыхнул мрачный огонек, словно она собиралась взбунтоваться. Весь ее вид, казалось, говорил: «Нет, уж это слишком!» Но этот безмолвный вопль кончился покорным распоряжением:
— Ула, возьми ступку и поставь
Обслуживание гостя поручили Тинке. Девушка должна была позаботиться об ужине и подать его, чтобы мать могла появиться только в самую последнюю минуту. Во время еды она будет, конечно, сидеть как на иголках, да еще придется при этом изображать полное спокойствие.
Когда мать вошла в столовую, там воцарилась несколько торжественная атмосфера, потому что она впервые видела фогта после той тяжелой утраты, которую он понес, похоронив три месяца назад свою жену. Дома ему теперь было очень одиноко и пусто: он жил вдвоем со своей сестрой, фрекен Гюльке. Сыновья фогта Вигго и Балдриан — уменьшительное от Балтасар — учились в латинской школе и должны были вернуться домой только в будущем году, когда Вигго уже станет студентом.
Фогт часто заморгал и придал своему лицу печальное выражение. Он даже поднес руку к глазам и, казалось, вот-вот заплачет; но этого не случилось. Все это время он во всех домах, которые посещал, публично демонстрировал, насколько он убит горем, но на этот раз счел, что попал к достаточно разумным людям и может себе позволить не устраивать подобного спектакля перед накрытым столом, на котором уже стояли подогретые тарелки…
Капитан и фогт не торопились встать из-за стола, и каждый раз, когда на мгновение появлялась хозяйка дома или Тинка вносила новое блюдо — аппетитное, дымящееся, прямо с плиты, — мужчины так и рассыпались в комплиментах. К мясу подали прекрасное выдержанное пиво в бутылках, потому что новое, поставленное к рождеству, еще не было готово, а кроме того, мужчины выпили сперва по одной, а потом по второй и даже по третьей рюмке водки. Фогт отлично понимал, что сейчас творится в доме, как расторопны мать и дочь.
Тинка быстро, без лишних слов, не поднимая шума, убрала со стола. Как ловко она со всем справилась! Мужчины и оглянуться не успели, как перед ними на столике около кушетки снова лежали трубки и стояли стаканы с грогом и кувшин с кипятком.
Маленькие любопытные глазки фогта были широко расставлены, и поэтому он прекрасно мог наблюдать, что происходит в разных концах комнаты; его круглый лысый череп покачивался в такт словам собеседника. Он пристально следил за белокурой девушкой с, пожалуй, немного слишком узкими плечами, но таким приятным цветом лица, наслаждаясь тем, как она бесшумно и грациозно двигается по комнате.
— Ты счастливый человек, капитан, — сказал фогт, словно про себя.
— Выпей еще стаканчик, фогт, — утешал его капитан, чокаясь с ним.
— Ну конечно, тебе легко говорить, у тебя дом так и дышит уютом. Повсюду разложены подушки, хоть в город их посылай. А вот я, видишь ли, — тут глаза фогта увлажнились, — день-деньской сижу среди своих бумаг. А ведь знаешь, я привык к другому. Да ладно, что об этом говорить. Я, видно, заслужил это наказание… Не правда ли, йомфру Катинка, — пошутил он, когда девушка подошла к ним, — какой противный фогт! Ворвался в ваш дом незваный, непрошеный, в такой неподходящий момент! Но вы должны ему подарить хоть немного домашнего уюта, теперь, когда он лишен его у себя дома… Ах, да, чуть было не забыл! — воскликнул он и, не вынимая изо рта трубки, направился к своему портфелю, который висел на спинке стула возле двери. — Я ведь привез вам от Бине Шарфенберг второй том «Последнего из могикан» и должен, по ее просьбе, взять у вас… Постойте, что же это было? Ах, вот здесь
11
Эмилия Карлен (Флюгаре-Карлен, 1807–1892) — шведская писательница.
Он с деловым видом вынул из портфеля книгу и не без галантности подал ее девушке.
Фогт еще говорил, а глаза Тинки уже с напряженным вниманием скользнули по первой строчке романа только затем, чтобы убедиться, что это и в самом деле продолжение. Потом она слетала к себе наверх, минуту спустя вернулась с романом Карлен и первым томом «Могикан», завернутыми в бумагу и перевязанными веревочкой.
— Вы все делаете быстро, как настоящий деловой человек, — пошутил фогт, медленно и старательно укладывая книги в портфель. Он ласково глядел на девушку своими маленькими блестящими глазками.
Когда Тинка легла в постель, ей захотелось, несмотря на усталость — она ведь работала с раннего утра, — перелистать привезенный ей роман.
Она прочла главу, потом еще одну и еще одну. Решимость, с которой она давала себе слово, что эта глава будет последней, все слабела.
Пробило два часа ночи, а девушка все еще читала при свете свечи — она поставила подсвечник прямо на подушку. Не в силах оторваться от книги, она мысленно шаг за шагом следовала за последним из могикан, всецело захваченная перипетиями его полной преследований и опасностей жизни…
Мать удивлялась, что в эту зиму ушло так много сальных свечей.
Наутро фогта не отпустили без горячего завтрака. Он стоял, уже готовый к отъезду, прощался и все благодарил и благодарил за приятные, ободряющие часы, которые провел в этом доме, хотя и явился некстати.
— Я прекрасно знаю, сударыня, что приехал к вам не вовремя. Но теперь у вас есть такая прекрасная помощница по хозяйству. Да, да, фрекен Тинка, я наблюдал за вами, недаром у нас, полицейских, острый глаз. Быть незаметной и вместе с тем повсюду поспевать, как добрый домовой, разве это не лучшее, что можно сказать о женщине?
Уже надев меховую шубу и обмотав шею шарфом, фогт продолжал говорить Тинке комплименты. Он делал это, и когда она провожала его до саней. Утром он не успел побриться, и его щеки заросли щетиной, в которой пробивалась седина.
— Какой милый человек этот фогт! Такой сердечный, — сказал капитан, когда вернулся с мороза в комнату, радостно потирая руки.
Но вскоре капитан плохо себя почувствовал — должно быть, из-за всех тех тяжелых мясных блюд, которые перепробовал за эти дни. Доктор посоветовал ему пить побольше воды и вести более подвижный образ жизни. Выпить лишний стакан грога, по мнению доктора, тоже было не вредно.
Но тут наступило рождество, и, естественно, это не способствовало выздоровлению капитана.
Он был сильно подавлен, но не хотел пускать кровь лишний раз — он и так регулярно, два раза в год, весной и осенью, подвергался этой операции.
Как-то в четверг, после небольшой выпивки в мужской компании, ему стало совсем худо. Он ходил по дому совершенно потерянный, и везде ему мерещились обиды, лишние траты да неправильные счета.
Делать было нечего, пришлось посылать за кантором Эйсетом. Этот человек подвизался не только на религиозном поприще — он давал еще уроки, пускал кровь и делал прививки. Хорошо ли он справлялся со своими двумя первыми профессиями — неизвестно, но что касается пускания крови, то тут он был мастером непревзойденным, и можно смело сказать, что на его совести было немало — верно, не одно ведро — крови жителей этого округа. Капитан, в частности, был на протяжении последних лет его постоянным пациентом.