Хвост

С Викентием Викентьевичем Викентьевым, чиновником 3-го департамента городского управления культуры недавно случилась досадная неприятность – у него неожиданно вырос хвост. Может, всё это случилось от его долгого сидения в мягком кресле, а, может, и по какой-то другой неисследованной причине. Вот не было хвоста у человека вечером, а утром – бац! И хвост на известном месте. И заметный, надо сказать, у Викентия Викентьевича придаток получился – пушистый, полосатый, точно у тигра. Другой бы на его месте расстроился, впал в уныние, сошёл с ума. Но не таким был Викентьев. Столоначалие его закалило, сделало гибким в осанке и характере. Тут мог и хвост сыграть свою значительную роль. Оделся Викентьев с осторожностью, как раз и пальто ниже колен пригодилось. Явился к себе в 3-й департамент, думая о том, как примут его коллеги увидев его с хвостом. Только такая разительная

перемена в облике Викентьева никакого переполоха у его коллег не вызвала. Настал черёд удивиться самому Викентьеву отчего никому не интересен его хвост. Стал он присматриваться к товарищам, желая увидеть хоть тень иронии к себе. А нет, все общались с ним так, как и всегда, совсем не видя его кошачьей гордости. Викентьев задумался: «А есть ли у меня хвост?..» Чтобы совсем себя убедить, он взял в руки новый орган чувств и заботливо погладил. Хвост существовал. Он чувствовался живой и полезный. Им можно было даже обмахиваться, как веером в жару. А при необходимости – отгонять мух от себя и товарищей по работе. Но Департамент культуры – это вам не конюшня, зелёная муха в нём невозможная редкость. С хвостом Викентьев проходил весь день, сходил на приём к директору департамента. Но и директор департамента не увидел в нём никакой удивительной перемены.

К концу дня Викентьев стал думать о людях плохо, их воспитанность его убивала сильней насмешки: «Что с ними со всеми такое?! Они все ослепли, что ли?! Я же чуть ли не зверем стал, а им всё нипочём. Какое безразличие. Эх!..».

И вот это «эх» всё и изменило: Викентьева не стало. Завод сердца закончился. И даже в морге, где как известно внимательно изучают всякие летальные случаи, но и там никто не удивился тигриному хвосту у человека. Мало того! Когда хоронили Викентьева, то и тогда никто из провожающих не обратил внимания на спокойно лежащий хвост ниже его колен.

Земной Викентьев закончился. Душа его многогрешная отправилась в скитания. И что удивительно: на Небесах хвост ему стал служить добрую службу. Викентьева принимали там, где положено и с должным почётом, чего невозможно представить у нас на Земле с таким довеском. Знать, внимательные там живут обитатели, не чета нашему брату.

У сапожника Валентинова закончились сапожные гвозди; причём, закончились внезапно. Кто-то спёр из клиентов коробочку, видно спутав их со спичками. Курящий народ пошёл, смолят безбожно папироски, а спичек собственных не имеют. Шут с ним, с народом! Не об нём речь. Сапожника Валентинова жаль. Ему заказ срочный оканчивать, а гвоздиков нет. Дома гвоздики есть, а под рукой, в мастерской нет. Не доделал Валентинов срочный заказ, отправился домой. А по пути – купил себе «мерзавчика», с горя отхлебнул, поперхнулся; в общем, не откачали. Помер сапожник Валентинов.

Про горе семейное не скажем, а расскажем про самого покойника. И, собственно, не про его бренное тело, с ним всё ясно без подробностей, а про душу. Отправилась она по извилистой дорожке, а впереди глядит – фигура. «Эко, – весело думает душа

сапожника, – никак попутчик мне попался! Надо мне познакомиться…»

Что ж, состоялось знакомство. Да такое, что и не придумать! Этой самой фигурой

оказался заказчик сапожника Валентинова, который коробочку с гвоздиками и прихватил. Он, хоть и был молодым человеком, а долго на свете не зажился: скончался в следствии своей вредной привычки. Дело всё в том, что ему надо было всё время что-то жевать или держать во рту.

В подробности вдаваться не будем, побережём свои сердца, заметим только, что с вредными привычками надо решительно бороться: пить – только из стакана, или какого другого подобного предмета; гвоздики и прочие острые предметы, как бы не хотелось, – в рот не совать.

Беда приключилась с одним гражданином по фамилии Ягодецкий, загордился он своей личностью, потерял бдительность и на том погорел. Обо всём по порядку.

Фамилия у него красивая, звучная. Дома Ягодецкого жена звала ласково – Ягодицыным, а скромного вида начитанная любовница – Ягодкиным, или Ягодкой.

И правда: всё было при Ягодецком – стать, рост, ум. Одного не доставало – бездонного портмоне. Доходы были средние, а, значит, и необходимые траты для войны на любовном фронте скромные. И чем дальше длились отношения Ягодецкого с начитанной любовницей, тем больше требовалось прилагать усилий чтобы одерживать временные победы. Настал и такой день, когда запросы любовницы превысили допустимые, а всего-то попросила она свозить её в один ресторан в честь юбилея их отношений. Вышла неприятная сцена. Ягодецкий покинул квартиру любовницы, так ни к чему и не приступив. На его несчастье он забыл у возлюбленной телефон и

зонт. Вернулся за ними. Телефон и зонт ему вернули молча.

Весь ужас начался по какому-то чудовищному совпадению, как только захлопнулась за ним дверь. На телефон позвонила жена и сказала, что домой он может не торопиться, а начинать подыскивать себе жильё, потому что она всё знает. Посмотрел Ягодецкий в лужу на асфальте, увидел своё отражение, пнул его носком начищенного туфля. Но, вместо ожидаемых брызг в разные стороны, получился – «бултых». Лужа скрывала незакреплённый должным образом чугунный люк. Ягодецкий угодил в него и утонул. Были свидетели, зеваки. Жена приехала к нему в морг заплаканная, заплаканной была и на похоронах, пока на поминках к ней не подошёл симпатичный коллега покойного мужа. Вторая половина поминок напоминала сватовство: гости удивлялись, умилялись, уплетали обильное угощение и хвалили танцующую в паре вдову. Портрет покойника кто-то заботливо положил на налитую ему рюмку, как будто это был жених, который напился на собственной свадьбе и уснул в салате. Через девять месяцев вдова родила ребёночка и подала на алименты, а начитанная любовница, как говорят, вышла замуж за того самого молодого симпатичного коллегу покойного Ягодецкого и тоже родила в положенный срок, и сразу – двойню. А молодой папаша от ужаса задумался, идя по улице, и тоже свалился в тот самый злополучный коллектор. Про его дальнейшую судьбу я ничего не знаю. Сам я хожу другой дорогой и смотрю под ноги.

В прошлую субботу Тимофей Полупьянов благополучно женился, а могло бы всё повернуться иначе, и ходил бы тогда Тимофей, как и прежде вольным человеком с чистой душой. Но обо всём по порядку: в свадебное утро пришли друзья новобрачных поздравлять и обомлели: на римском носу Тимофея красовался здоровенный прыщ. Невеста вся в слезах, сопли о фату вытирает, замуж уже не хочет, её родственники уговаривают и что-то тёмное в рюмочку наливают. Тимофей у порога вертится, видом своим пугает, его в шею гонят – смех, да и только, а никто не смеётся. Всё куплено загодя, наготовлено на сотню гостей, деньги потрачены, а организм жениха такой фортель выкинул, допустил нарыв на видном месте. Кто-то из знающих медицину предложил свозить жениха в больницу, но находились и такие голоса, какие возражали против такой помощи и предлагали залепить прыщ лейкопластырем, а сверху наложить маскирующий крем «Балет». Пока судили и рядили, Тимофеев как бы случайно обнял подружку невесты. «Ну, обнял и обнял, – можете сказать вы, – стоить ли подобную мелочь выносить на общественный суд?» Может и не стоит. Вполне понятно, что дело молодое. Да не сошла такая вольность Тимофею Полупьянову. Не посмотрели гости со стороны невесты, что жених в свадебном костюме, а не в подштанниках. Нахлобучили ему по физиономии от всей души и за всё хорошее. Рубашку юшкой забрызгали… В общем, дали ему тумаков. Радуйся! Потом умываться повели. Харю Тимофею оттёрли вафельным полотенцем, глядь, а прыща на носу, как и не бывало. Исчезла болячка! Может, показалось. Невесту позвали, чтобы обрадовать. Она сразу и явилась, будто за дверью стояла, а радостью не засияла, потому как синяк под глазом жениха и оторванный воротник пиджака перевешивали исчезнувший бесследно прыщ. И можно было подумать, что теперь-то никакой свадьбы не будет. Да не тут-то было. Стукнула невеста каблучком и объявила всем, что свадебный кортеж отъезжает через пятнадцать минут. Тимофея переодели, залепили, где надо пластырем, наложили слои крема «Балет» и увезли в загс. После торжественной росписи началось гуляние. Физиономия Тимофея снова претерпела изменения. Но это ничего, с этим можно жить. Для «медового месяца» важно другое. Правда же?..

Есть на свете фамилии уничижительные, не благозвучные, а, между тем, люди, носящие их, живут жизнью интересной, художественной; сколачивают даже внушительный капиталец, на вроде купца Синебрюхова. И как полная их противоположность, существуют фамилии значительные, можно сказать, вельможные. Но толку от них, самим носителям, решительно никакого. Близок локоток, а не откусить.

Звёзды тоже светят, как какая-нибудь Ригель. А ты попробуй от неё согреться в наших широтах, так и околеть не долго пока чего-то там от неё дождёшься; впрочем, в других широтах тоже толку не будет: звезда Ригель далеко, и мы ей – седьмая вода на киселе.

Вот и Секундов, Родион Родионыч тоже был потомком родовитой фамилии. И человеком был воспитанным и старался никуда не опаздывать, во всём оправдывая свою фамилию. Но однажды случилось ему опоздать на одну важную встречу. И, в следствии этого досадного обстоятельства, важная встреча сорвалась, кто-то чего-то там не получил, на кого-то зря накричали… Сам Секундов расчувствовался, не мог найти дома места, а когда место нашёл, то оно ему всё равно не понравилось, потому как это место требовало уюта, а уюта в доме не было.