Хвостатая для мажора
Шрифт:
– О, Николь, пожалуйста… Николь, сколько мне еще терпеть это? Я прошу тебя… расскажи мне, сколько ударов осталось вынести. Когда это закончится, Николь? О, не молчи… – мне трудно было держать себя в руках. – Я же имею право знать. Артур всегда говорит об этом. Скажи, как долго продлится мучение? Я прошу тебя. К чему мне готовиться, Николь?
– К сожалению, мисс Эрика, я не могу сказать, когда это закончится... Хозяин велел шлепать вас до тех пор, пока ваша красивая попка не станет красной… очень-очень красной, – боже, я чувствовала, как зарделись мои щеки – я была возмущена и напугана ответом Николь, но мне было приятно, что она назвала мою попку красивой. – Мне очень жаль, Эрика, но я верю, что этот момент скоро придет, что вы сможете выдержать, – Николь говорила мягко и ласково,
– Нет, Эрика, нет. Еще очень рано, – я даже не сомневалась в том, что Мари ответит именно так. Она покрепче обхватила мои руки, чтобы я не попыталась высвободиться. Боже, как же мне было плохо в этот момент. Одно дело – надеяться на благоразумность Николь, и совсем другое – рассчитывать, что Мари уже созрела. Что она сможет забыть о моей оплошности и не прикажет Николь пороть молодую девушку до потери сознания. – Не надо переживать – я не сержусь на вас, Эрика. Я не буду вам мстить, – я не ожидала от Мари такой открытости и проницательности. – Мне жаль, что мы оказались в этой ситуации. Но я не позволю Николь нанести ни одного удара после того, как увижу, что пришло время закончить. Поверьте, я не вру вам. И Николь тоже говорит правду. Мы не желаем вам зла… и хозяин тоже. Мы просто выполняем его приказал. Мы уверены, что после такого наказания вы станете еще послушнее. Простите нас, пожалуйста, мисс…
Мне неожиданно стало жаль девочек. Я понимала, что им сейчас тоже не сладко. Им нужно выполнять чужую волю, мне же нужно только потерпеть. Выходит, моя совесть чиста, а вот их… Слова Мари вернули надежду – я верила, что скоро все закончится и служанки уйдут, а не станут издеваться надо мной ради своего удовольствия.
– О… хорошо, Мари, хорошо… Все нормально, о боже-е… я прощаю, но только… только я прошу вас побыстрее закончить. Ох, Николь, постарайся, чтобы это закончилось как можно скорее… я прошу тебя, – я старалась не плакать, чтобы еще больше не расстраивать девушек. Я сжала руки в кулаки и, стиснув зубы, ждала следующего шлепка.
– О да, да, мисс Эрика, конечно. Я знаю, как следует шлепать, чтобы ваша… стала… такой… как надо… быстрее, – Николь запиналась почти после каждого слова, что выдавало крайнюю степень волнения. Я так отвлеклась от наказания за разговорами, что не успела собраться перед следующим ударом – когда Николь шлепнула меня по горящей попке, я вскрикнула, но тут же затихла, чтобы не смущать девушек. Теперь я только вздыхала, я сжималась до удара и пыталась расслабиться после… Опустила голову, не имея желания встречаться взглядом с растроганной Мари. Ноги я скрестила в районе лодыжек, прижимая их друг к другу с такой силой, что они начинали дрожать.
Все, что мне оставалось – считать удары. Если я не ошибаюсь, то Николь ударила меня около тридцати раз, возможно, чуть меньше. Хотя мне казалось, что их было не меньше сотни – так сильно горела и ныла бедная попка. Уверена, что она была довольно красной. Настолько, что Артур сможет полюбоваться румянцем даже через день. Меня подмывало спросить, сколько еще осталось, но мне в этот момент было настолько дискомфортно, что я предпочла молчать. Я просто решила ждать, когда все закончится… и я смогу выплакаться, когда останусь одна.
Несмотря на понимание в голосе Николь, я не заметила, что ее манера шлепать хоть немного поменялась. Николь наказывала меня так же, как делала это пять минут назад – неторопливо шлепала меня то по одной, то по другой ягодице, начиная сверху и опускаясь донизу, после чего она снова медленно поднималась к верхней части попки. Когда ударов перевалило уже за сорок, я стала ерзать на коленях Николь и плакать, как обиженная девчонка. Скрещивала ноги, чтобы не сучить ими по полу – это было бы крайне унизительно. Я должна была быть сильной – я пыталась не показывать, как
Казалось, наказание продолжалось вечность. Если бы Николь быстрее меня шлепала, я бы не чувствовала себя настолько плохо. Похоже, что это самое жестокое наказание, которое мне «посчастливилось» получить в этом доме. Или нет? О нет, пожалуй, его не стоит сравнивать с поркой кнутом и тем постыдным актом после порки. Как же мне хотелось побыть одной. Я молила небеса, чтобы Николь устала и наконец-то закончила. Ну сколько еще мне терпеть?..
Николь остановилась, а когда я успела обрадоваться, что все закончилось, она продолжила. Казалось, служанка специально издевается надо мной… Чтобы не сойти с ума от отчаянья и безысходности, я принялась считать удары. Если я не ошибаюсь, то это был сорок седьмой, сорок восьмой... о боже. Еще один. Когда Николь шлепнула меня в последний раз, моя попка принялась ужасно гореть, мне казалось, что я больше не выдержу. Поэтому я подняла голову и, рыдая, решила еще раз попросить пощады у служанок.
– Я прошу тебя, Николь. Пожалуйста! Разве моя попка недостаточно выпорота? Разве она не стала пунцовой, Николь?! Думаю, вернись Артур через три дня, он все равно бы заметил, что вы пороли меня, – похоже, девушка задумалась над моими словами – это безумно радовало меня. Я надеялась, что меня отпустят, но ничего такого не происходило – оставалось только надеяться и снова просить. – Это просто невозможно терпеть. Прошу тебя! Мне неприятно! Пожалуйста, остановись… Уже достаточно, Николь. Достаточно! – я хорошо понимала, что остановить порку может только Мари, но все же рассчитывала на благоразумие Николь, так как не считала, что Мари сейчас способна принимать правильные решения – уж больно она была напугана. – Моя попка достаточно выпорота… – вместо ответа Николь сильнее сжала мою тонкую талию. Она попыталась говорить тихо, успокаивающе, вот только ее слова меня совсем не успокоили. Наоборот – они напугали меня до чертиков! Неужели я сейчас получу еще один удар? Неужто сорок девять ударов недостаточно для хрупкой и не виноватой ни в чем девушки с хвостиком?
– Нет, мисс Эрика, еще недостаточно. Вам осталось потерпеть совсем немного, моя дорогая, – и снова она назвала меня дорогой. Боже, я просто сойду с ума от всей этой ситуации. – Ты должна быть смелой. И не должна мешать мне, Эрика, тогда наказание закончится быстрее, – о-о, я сомневалась, что оно когда-либо закончится. – Ты ведь так тоже думаешь, Мари? – ох, мне просто оставалось верить в чудо…
– Да, Николь. Я тоже так думаю, – мм, если честно, я не ждала от нее другого ответа. – Но я не сильно разбираюсь в этом. Мне кажется, что попка мисс Эрики и так достаточно красная. Но ты говорила, хозяин сказал, что Эрика нуждается в очень сильном наказании, а иначе она будет непослушной девушкой, – о-о, я видела, как Мари колеблется, поэтому и попыталась склонить чашу весов в свою сторону. – Думаю, что ты можешь нанести ей еще один удар, – голос Мари немного изменился – в нем появилась легко уловимая хрипотца. Я не знала, что это означает – она просто переживает за меня или наслаждается разворачивающимся перед глазами представлением?
– О нет, Мари! Подумай еще раз, я прошу… Боже мой! Моя попка не выдержит еще одного удара. Мари, ты же видишь сама, что ей достаточно… – я расплакалась, наплевав на все – на гордость, на то, что могу показаться девушкам слабой – и они в будущем будут пользоваться этим. Чем бы для меня все не обернулось, это будет потом, а наказание происходит сейчас. И именно сегодня я чувствую жгучую боль, застилающую разумные мысли. Слишком долго я терпела – пришло время умолять Мари. Надеюсь, что меня поймут правильно и простят… – Николь достаточно наказала меня. Ты же видишь. Видишь? – Мари еле сдерживалась. Она пока еще не плакала, но горячие слезы стояли в ее наполненных нежностью и состраданием глазах. – Это самое тяжелое наказание, которое я получала. Даже ваш хозяин никогда не был со мной так груб и беспринципен, – ох, конечно, я немного приукрашивала, поэтому тут же покраснела от своего признания. Я не видела лица Николь, но зато я ее прекрасно слышала, и то, что она сказала, мне определенно не понравилось. Похоже, ей нравилось меня унижать.