Хякки Яко
Шрифт:
— Но какой ценой?
— Необходимой, малец. Только так можно достичь мира… хотя бы на какое-то время.
Хаширама промолчал вновь устремив взгляд в окно. Кагуя ему не мешал. Наконец, спустя десяток минут глава Клана Сенджу твёрдо заявил:
— Тогда я возьму на себя Кумо. Чем быстрее эта война закончится, тем меньше людей погибнет.
— Ну уж нет! Ты нужен мне здесь!
— С чего бы?
— А с того, что если ты запамятовал, на Коноху напали всего пять дней назад и нет никаких гарантий что это не повторится снова.
— Девятихвостый запечатан, а Мадара… мёртв.
— Это так, но истинный виновник всего этого жив и мы понятия не имеем что он планирует делать
— Пока что с ролью защитника я плохо справляюсь…
— Опять на жалость напрашиваешься? Так я сейчас тебе её выдам, а потом догоню и ещё раз выдам! А ну выбрось эту дурь из головы и заруби себе на носу — люди умирают, таков уж наш удел! Триумф смерти неизбежен и именно потому жизнь и имеет ценность, ведь она так или иначе оборвется. И как бы ты не старался, что бы не делал, всех тебе не спасти и не уберечь… во многом потому что большинство вовсе не желает быть спасёнными.
— И что… что мне тогда делать?
— Жить. А как и ради чего — решай сам. Я тут тебе не советчик, да и никто не советчик. Потому что это твоя жизнь, твои решения, твои ошибки и твоя судьба.
— Но я не знаю как быть! Всё о чём я мечтал, всё это…… сейчас эти мечты кажутся мне недостижимыми… Как ты это делаешь? Почему из раза в раз встаёшь и идёшь дальше, что бы с тобой не произошло и и как бы не была сильна боль? Прошу, я хочу знать! Мне правда… надо знать это…
Кагуя вновь тяжело вздохнул. Хаширама чуть вздрогнул, ожидая удара, но вместо этого ему на голову легла тяжёлая рука, что за несколько движений окончательно растрепала его и так порядком потрёпанные последними днями волосы.
— Нет тут никого секрета, малыш. И тайны нет. По началу я просто боялся смерти. Банальный инстинкт… разве что в моём случае он был подкреплён знанием… Хех, мудрецы говорят что неизвестность внушает наибольший ужас, но в моём случае всё иначе. Именно чёткое понимание того что меня ожидает за гранью заставляло меня выгрызать себе право на жизнь, а потом…
Кагуя вдруг замолчал, словно бы обдумывая что же он сам имеет ввиду под этим потом.
Хаширама не смел его перебивать, он терпеливо ждал, затаив дыхание, а тяжёлая когтистая лапа всё также покоилась на его макушке.
—…Потом моя жизнь стала иной. В ней появились другие люди, которые доверились мне. И тогда я впервые начал понимать, что я должен жить не ради себя, но ради кого-то другого. Со временем это чувство крепло, а мой давний страх таял, ведь за место него пришёл новый, намного более сильный. Я всё так же боюсь умереть, малец. Но теперь я боюсь не самой смерти и того что меня ждёт по ту сторону бытия, но содрогаюсь от мысли о тех, что же будет с теми кто останется здесь. Одинокие, беззащитные и уязвимые… Я просто… не могу позволить себе такую роскошь как смерть, не раньше чем буду уверен в том, что дорогие мне люди, те кто шли и идут за мной, смогут продолжить этот путь в одиночку. Тогда и только тогда я встречу свою смерть, но не как давнего врага, нет, когда настанет то самый час я улыбнусь Костлявой как другу и сам пойду с ней. Вот и вся моя нехитрая мотивация, парень. Всего лишь страх, немного любви да капля гордости. Это может найти в себе любой.
Рука Тэкеши-сана соскользнула с его головы, а сам он не спеша направился в сторону двери, на ходу бросив:
— Ты не обязан повторять мой путь, малыш. Ты куда лучше чем я когда-либо смогу стать и в этом
Дверь за Главой Клана Кагуя тихо захлопнулась. Хаширама вновь был один, но теперь одиночество не казалось таким уж приятным и безмятежным. Перед глазами молодого Хокаге проносилось его прошлое, всё то что он отчаянно стремился сохранить и то, о чём предпочёл бы забыть: радость и боль, потери и находки, успехи… и поражения.
Чувствуя как по щеке скользит одинокая слеза Хаширама подошёл к до сих пор распахнутому настежь окну и закрыл ставни. Дел было невпроворот, а он и так уже потратил слишком много времени впустую.
Медленно шагая по вечерним улицам Конохи, пробегаясь глазами по разноцветным вывескам и ярким огням фонарей, я не спешил домой, нарочно оттягивая час расставания.
Покидать тех кого любишь всегда больно, но покидать их с чётким осознанием того, что эта встреча может быть последней больнее в сто крат, ведь над тобой довлеет осознание того на какую боль и муку ты обрекаешь тех кто остался за спиной, но даже понимая всё это я никогда не обещал что вернусь. Поначалу потому что не был в этом уверен, а затем… по той же причине. Пусть это жестоко, но кому как не воину знать, что лучше сразу выдавить гной и прижечь рану, чем позволить ей годами кровоточить и гнить.
Но даже чётко осознавая всё это, ноги упорно отказывались нести меня прямой дорогой. Я долго петлял по переулкам и улочкам, краем уха улавливая смех прощальных пирушек, всхлипы и плачь скорых расставаний и тишину горького одиночества тех кому не с кем было проститься.
Вся Коноха провожала своих защитников на бой, который вероятно может стать первым или последним в их жизни, но каждый надеялся на скорое возвращение.
Надежда… глупое чувство. Оно лишает воли, отнимает силы и связывает крепче любых пут. Я тысячи раз видел это своими глазами и каждый раз лишь больше убеждался в своей правоте.
На прощальный ужин собралась вся моя родня. Праправнуки и праправнучки, внуки и внучки, их жёны и мужья, их братья и сёстры. В этот вечер мой дом был как никогда полон.
Все смеялись, пели, танцевали и улыбались. И ни в ком не было и капли фальши. Кагуя всегда ходили бок о бок со смертью, а потому умели ценить редкие моменты мира.
Однако солнце село и гости разошлись. Многим из них предстояло сегодня покинуть родной дом и проститься с теми кто останется. Этот ритуал, эта традиция… сказать что она была очень личной и сокровенной значит не сказать ничего. Прощаться всегда больно, но эту боль необходимо вытерпеть да бы приобрести кое-что невообразимо ценное — понимание. Того что всё конечно, того что жизнь нельзя остановить или повернуть назад, ведь никакого назад попросту нет. Есть только сейчас, только оно имеет значение потому что лишь оно реально.
Едва ли возможно описать словами кого это — прощаться навсегда. И уж точно это не сможет сделать столь косноязычный рубака как я, но одно мне ведомо наверняка. Проститься не значит забыть и вырвать из сердца. Вовсе нет. Ведь прощаясь с кем-то навсегда ты прощаешься не столько с ним самим, но скорее с самим собой. А после уходишь и никогда больше не возвращаешься, ведь заместо тебя всегда приходит кто-то иной.
Быть может именно поэтому даже спустя столько лет мои чувства к Умеко нисколько не утихли? Ведь тысячи раз я уходил прочь, и каждый раз она встречала другого меня на пороге дома, и он вновь в неё влюблялся, как и она в него. И так из раза в раз.