Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость
Шрифт:
— Мистер Смайлс, да? Не убегайте, — сказал водитель. Одет совсем по-летнему, в шортах и футболке.
— Да.
— Садитесь в машину. Скорее. Ваши дочери здесь.
Я побарахтался в снегу и вылез на обочину.
— Вы кто? — одновременно, я старался посмотреть через тонированное стекло, кто на заднем сиденье.
— Папа, я тут, — пискнул голос Натали.
— Не спрашивайте, садитесь! – приказал водитель, — Вашей дочери надо в больницу!
— В какую ещё больницу?
— Я сказал: залезайте в машину! Объясню по дороге.
Вдруг я разглядел на переднем пассажирском сиденье домработницу Лесю, с заряженным арбалетом
— Где Соф? — спросил я.
Натали указала головой за спинку заднего сиденья. Заглянув туда, я понял, в длинном багажнике «Исудзу» лежит не просто форменная куртка НХЭЛ.
— Что случилось?
— Пап, ты только… В общем… Ну… — выглядело так, Натали не может выговорить слово, — Маму – убили!
— Что? — не понял я. Ограбили, избили – возможно, но это слово, — Ты сказала: убили?
— Убили! Только что!
— А Соф?
— Изнасиловали. Там бутылка торчит. Между ног! Понимаешь?
Это сон, подумал я. Просто ночной кошмар. Надо проснуться! Окажусь на уютных нарах в «Депутатском Зале».
— А ты? — спросил я. Внутри шевельнулась надежда, Нэт сейчас скажет: «Я спряталась в шкафу, не заметили!»
Но дочь чуть покусала губы и произнесла: — Меня – тоже насиловали. Но без бутылки.
Она прильнула ко мне, положив голову мне на плечо. Тут только я заметил, Натали сидит босая, и понял, отчего она так широко расставила колени.
— Больно?
Дочь усмехнулась, — Не то слово. И мерзко. Что вы, взрослые, нашли приятного в сексе?
На перекрёстке, внедорожник свернул по направлению к городу. Леся что-то сказала по-русски, и на передних сиденьях разгорелся жаркий спор. Я не понимал почти ни слова, но иногда проскакивало: «СПГ», «танкер», «доктор». Парень за рулём включил поворотник. Лихо развернув машину на пустом шоссе, помчался в противоположном направлении.
Не сводя глаз с тёмной дороги, объяснил манёвр по-английски, — Едем на завод СПГ.
— Почему на завод? — спросил я.
Леся повернулась на сиденье, — В городе больницы наверняка закрыты, а на заводе точно есть врач.
— Как минимум, на заводе есть вооружённая охрана, — кивнул парень.
От Ново-Холмска до завода СПГ – по дороге сорок миль, или как считают здесь – около семидесяти километров. Парень за рулём представился: Павел, жених Леси. Затем Леся рассказала о мародёрах и что видела Рэнди на полу в прихожей. Убитой.
— Я пощупал пульс, — сказал Павел, — Однозначно. Примите соболезнования.
Минут через сорок «Исудзу» затормозил перед контрольно-пропускным пунктом. На свет фар из будки выскочили охранники. У старшего на поясе болталась кобура с травматическим пистолетом, что помоложе – сжимал помповое ружьё. Павел опустил стекло. Охранники расслабились, опознав и автомобиль, и водителя. После недолгих переговоров, массивные стальные ворота поехали в сторону.
Из домика выкатился ещё один, парень лет двадцати, весь как на пружинках, и тоже с помповым ружьём наперевес. Пожилой покачал головой и слегка покрутил пальцем у виска. Смутившись, молодой заскочил обратно, выбежал назад уже без оружия и помчался к припаркованному
— Едем на нефтеналивной, — перевела Леся, обернувшись к задним сиденьям, — Заводской врач на работу ещё не вышла, но медик уже на танкере.
У нефтеналивного пирса, одиноко ошвартовался старенький нефтяной танкер ледового класса, «Академик Доллежаль». Его огромных сестрёнок – танкеров для перевозки сжиженного газа, – сегодня в заливе не было.
Молодой охранник выскочил из пикапа и помчался к трапу. Под сапогами загремели стальные решётки настила. Леся и Павел тоже вышли из машины. Я открыл дверку и ступил на промёрзший асфальт, всё ещё плохо понимая ситуацию. Пожилой охранник деловито, но степенно обошёл «Исудзу» и распахнул дверь багажного отсека. Видно, пожилой – человек обстоятельный и никогда никуда не торопится, но всё само-собой получается у него быстро и с первого раза. Охранник приподнял куртку НХЭЛ. Я увидел, как напряглось его лицо.
— Плять![87] — сказал он коротко. Из моего более чем скромного набора русских слов, я понял, дело плохо. Леся кинулась помочь, но пожилой мягко выставил ладонь, запрещая прикасаться к Софи.
Охранник двинулся к пикапу, махнув Павлу следовать за собой. Из кузова мгновенно извлекли оранжевые пластиковые щит-носилки, – нам такие показывали на учениях по спасению на море. Пристроив эту штуковину у задней дверцы «Исудзу», Павел и охранник вместе подняли Софи и осторожно опустили её на щит. Охранник заменил курку на блестящее спасательное одеяло и зафиксировал Соф ремнями. По настилу нефтеналивного пирса уже гремели сапоги двух бегущих. Вернулся молодой охранник, а с ним мужчина лет тридцати, в тёмно-красном комбинезоне и в белой каске с эмблемой пароходной компании. Из-под каски умно блестели очки в золотистой тоненькой оправе.
— I am a ship doctor,[88] — произнёс очкарик, нарочито налегая на последнее «эр», как делают иностранцы, стараясь передать американское произношение.
Пожилой охранник что-то сказал врачу по-русски. Теперь пришла очередь доктора говорить «плять!»
— Несём девушку в изолятор, — сказал мне врач по-английски, — Беритесь за ручку слева сзади. Поднимаем по моему счёту «три». Идём короткими шагами, и не в ногу. На трапе осторожнее – там лёд. Раз. Два. Три!
Два охранника, Павел и я подняли носилки. Я вдруг опомнился: как же Натали? Но левая задняя дверь «Исудзу» уже была открыта, а младшая дочь бочком сползала с сиденья.
— Пап, неси Соф на баржy, – сказала она.
— Не баржa, а танкер, — автоматически поправил я.
— Ладно – на танкер. Я заберу чемодан, — Нэт встала, широко расставив ноги, поджимая голые пальчики на испещрённом отблесками льдинок асфальте.
— Как же ты пойдёшь?
— Не волнуйся, пап. Чемодан на колёсиках и не тяжёлый.
— Двинулись, — поторопил корабельный врач. Наша четвёрка, делая короткие шажки, чтобы не поскользнуться, направилась с носилками к пирсу.
Примерно через час всё утряслось, если считать наше состояние хоть в чём-то приемлемым. Я сидел на вращающейся табуретке с кружкой растворимого кофе в руках. Натали – на койке, завёрнутая в одеяло, и тоже с кружкой, только ей дали горячий шоколад вместо кофе. Софи, после обезболивающего укола, спала на второй койке.