Хьюстон! У нас п…
Шрифт:
– Ты… – прохрипел он, выпучив глаза. – Я вырву твое поганое сердце!
Глава станции попытался было шагнуть в мою сторону, но его схватили охранники и мигом надели на запястья силовые наручники. Парочка их коллег застыла возле меня, словно мои личные телохранители. Будто пять минут назад они и не собирались меня же и арестовывать. Молодцы, сообразительные ребята, далеко пойдут.
Я выразительно посмотрел на Уоррена, и через мгновенье наручники оказались и на нем. Часы, между тем, показывали чуть более часа до «окна».
– Ты серьёзно
– Я обещал, ты же знаешь, как это важно… Всю ответственность беру на себя.
– Не надейся, – фыркнула женщина. – Я очень хочу посмотреть, кому это в голову пришла светлая мысль стрелять по гражданским…
– Джон, – я повернулся к психологу. – У вас пара минут, чтобы попрощаться. Вашим малышам надо спешить.
– Я благодарен вам от всей души за все то, что вы для них сделали… – растрогался он. – Мне так жаль…
– Мне тоже, – я был искренен. – На суде я буду выступать свидетелем защиты, обещаю.
– Почту за честь, – мужчина приложил руку к сердцу и поклонился.
Он встал и на негнущихся ногах направился к биороидам.
– Ну что, ты чувствуешь себя счастливым, ублюдок? – выкрикнул Уоррен.
Я задумался и честно ответил:
– Нет.
Охранники и патрульные топтались на месте, не зная, что им делать.
– Увести этих в карцер, – я кивнул на Дьюка и Уоррена. – Патрульные сейчас должны пройти по ярусам и отсекам и освободить всех заложников. Если кому-то из них плохо, то ведите в лазарет, если очень плохо – то в бар, сегодня выпивка за счёт заведения. Все остальные могут быть свободны. Хотя нет, стоп!
Я повернулся к четверке ученых.
– Вот этих тоже куда-нибудь деньте! Заприте куда угодно до прилета корабля, можете на поверхность выгнать, но чтоб на глаза они мне больше не попадались!
Джона Ферроу тоже увели, и люди стали потихоньку расходиться. Ко мне со смущенными лицами, если можно так выразиться, подошли биороиды.
– Простите нашу назойливость, – сказал Доверие. – Но вы не могли бы дать имена остальным?
Тоже мне, Андрея Крестителя нашли!
– Верность, Смелость и Сострадание, – я поочередно указывал пальцем на каждого. – Надеюсь, качества, которые я вам навязал в имена, всегда будут сопутствовать вашей семье в будущем. Думаю, погрузка уже закончилась, так что садитесь и мчите отсюда на всех парах. У Марины приказ распылить вас на атомы, и она, не задумываясь, приведет его в исполнение, если ей представится хоть малейшая возможность.
Исследовательское судно – довольно мелкий звездолёт. Он легко проскользнет через астероидный пояс, и улететь на нём можно очень далеко…
– Спасибо вам, – поклонился мне Вежливость. – Мы никогда не забудем, чему вы нас научили, и того, что для нас сделали. Прощайте.
В комнате остались только мы с Линдсеем, который явно не знал, куда себя деть. Я ободряюще похлопал его по плечу.
– Громов, я что-то не поняла, какая еще, к дьяволу, погрузка?!
Черт возьми, совсем про неё забыл!
– Мариночка, я подумал,
– Андрей, ты понимаешь хоть, ЧТО сделал?! Для нас же отдельную казнь не поленятся придумать!
– Не придётся, – возразил я. – Если мы убедим командование в том, что эта новая раса будет нашими ценными союзниками. У человечества и так слишком много врагов в космосе, пора уже обзаводиться друзьями.
– Ты сам им об этом расскажешь, – она хмыкнула. – Надеюсь, после общения с тобой их не придется госпитализировать. Не у всех ведь нервы, как у меня.
– У тебя они стальные, Мариночка! Кстати, у вас там есть на борту хорошее пиво? Я тут просто бочку намедни задолжал, и не хочу улетать, не отдав долги. Так что напряги суперкарго, сделай приятное своему юнге! Скучаю, целую, Хьюстон, конец связи!
– До встречи, – сухо сказала Марина и отключилась.
Вот теперь мы с Линдсеем точно одни.
– Прекрати строить из себя провинившегося щенка и пошли со мной, – я заковылял к лифту. – Тебя скоро ждет повышение, и ты должен соответствовать светлому образу оперативника службы безопасности.
– Правда? – парень расправил плечи. – Я вас не подведу, обещаю!
Тем временем, мы поднялись на уровень службы безопасности и направились к отсеку с карцерами. Подойдя к одиночному изолятору А-42, откуда меня накануне выпустили, я вручную ввел пароль на панели управления и открыл гермозатвор.
– Знаешь, почему Марину Хьюстон прозвали Стальной Леди? – спросил я у недоумевающего Линдсея.
– Н-нет, а зачем вы открыли карцер?
– Потому что она всегда сдерживает свои обещания, чего бы это ни стоило ей или тому, кого она упомянула. Всегда, Линдсей.
– И причем здесь карцер?
– Она поклялась, что продержит меня в изоляторе весь обратный путь, так что мне надо снова привыкать к безделью.
Я шагнул внутрь.
– И вообще, у меня ещё целый час абсолютной власти на этой станции. Если я сорвусь и пойду творить добро и справедливость, то к прилету «Пустынного ястреба» население «Ариадны» сократится на четверть, а ты останешься без работы на целый год. В твоем возрасте нельзя так расслабляться, не то превратишься в такого, как Уоррен. Закрывай меня, это приказ!
Гермозатвор с шипением сомкнулся, оставив за собой станцию, с каждой минутой все более напоминавшую встревоженный улей. Что ж, работы у моих бывших коллег будет сегодня хоть отбавляй. Все работники, мягко говоря, сейчас на взводе после вынужденных посиделок взаперти. Мне ли не знать, как это утомительно.
Я кое-как лег на нары, в который раз пообещав себе заглянуть в госпиталь по прилету, закинул руки за голову…
И стал ждать.
У Немезиды сегодня выходной