И-2
Шрифт:
«Хладсклад№ 1».
Вдоль стены тянулся коридор с заиндевевшим полом, со свисающими с потолка огромными ледяными сосульками. У низа стен тянутся серые сугробы. На инее отчетливые знакомые следы различных размеров, но все одного типа — плуксы протоптали здесь знатную тропинку.
— Дерьмо — процедил я, глянув на ярко светящуюся лампу дальше по коридору — Иногда избыток постоянной энергии только к беде. Реактор пашет — твари живут и плодятся. Не будь энергии — все бы они давно сдохли.
— Как и Управляющая.
— Да — признал я — И хрен бы нам обломился новый внутренний
— Мы пробили дыру во внешний мир, лид.
— Да.
— Оставим как есть? — с абсолютным равнодушием спросил шагающий следом Каппа.
— Ну нет — ответил я — Постараемся обесточить здесь все, не зацепив при этом Управляющую. Пройдемся здесь огнеметом. А затем снова запечатаем это дерьмо. Если здешние твари вылезут наружу…
— Гоблинам гига-фабрики конец?
— Срать я хотел на этих ленивых ушлепков. Нет. Если чуждая и наверняка запретная флора и фауна окажется снаружи, и глобальная система засечет эту весело прыгающую херню… это даст ей шикарный повод вмешаться в происходящее — ради всеобщего блага. Ксеноформы должны быть уничтожены. Сюда тут же явится отряд шагоходов с огнеметами вместо членов и зальет здесь все нахрен напалмом — а мимоходом, как бы сука случайно, отрубят к херам питание, заглушат реактор и прибьют Управляющую. Нам это надо?
— Нахер нам такое.
— Ага.
— Может послать сюда самых ленивых? Пусть их проглотят и поимеют — это научит остальных старанию и трудолюбию.
— Тише — я замер, упершись рукой в обледенелую стену и вслушиваясь.
По коридору прокатился дрожащий женский голос — дрожащий из-за проблем со связью, а не из-за эмоций. Это какое-то записанное и воспроизведенное оповещение. Целиком фразу я не понял, но часть слов все же разобрал.
Женский голос оповещал, что затребованные объекты реанимированы и поданы к какому-то там приемному люку.
— Вперед! — бросил я, переходя на лязгающий бег — Все живое — в мясо!
— Есть!
Прыгнув вперед, Каппа рассек сонного белого плукса, а следом отшвырнул вторую тварь ударом ноги. Не успел плукс оправиться от удара о стену, как я пробил ему башку своим лезвием. Вырвавшийся вперед мечник врезался в небольшую стайку охреневших от такой подляны плуксов, что выскочили из левого коридора — мы оказались на развилке. Заметив тревожное мигание справа, я рванул туда, отметив, что иней на полу превратился в слой снега, хранящего на себя отпечатки очень крупных и тяжелых тварей. Ни одного мелкого следа. Либо наст так крепок, что легкие плуксы не оставляют следов, либо мелочь сюда просто не суется. Почему?
Затормозив у широко раскрытых дверей с мигающей над ними желтой лампой, я заглянул внутрь и… охренел.
Большое квадратное помещение с низким потолком. Все из металла. Пяток каталок у стены. Повсюду сугробы снега. В стене напротив входа пяток люков. Три открыты, оттуда прет сплошной пласт льда — будто стена в три глотки изрыгает подкрашенную красным и желтым ледяную блевоту.
Еще два люка тоже открыты, но судя по следам на стене и осколкам льда на краях открывшихся люков, это произошло только что. Из люков выдвинулось два длинных поддона — как раз на такой высоте, чтобы подвести под них
Перед каждым поддоном по здоровенному белому плуксу. Левая тварь приподнялась, застыла напротив мужика, замерла и… разочаровано опустилась, аж поникла. Вторая же тварь, та что справа, приподнявшись, оценила «свой» поддон и… послышался хруст расходящихся кожных покровов, во все стороны полетела чешуя — тварь готовилась проглотить сисястый подарок. Первая же тварь, переварив разочарование, резким ударом передней лапы пробила дыру в бедре резко очнувшегося и заоравшего мужика, бесцеремонно стащила ужин с поддона, а вторым ударом пробила ему живот и тут же упала сверху. Ужин подан.
— Без матки в глотку не лезет? — понимающе прогрохотал я врубленными внешними динамиками, делая шаг вперед, а затем делая в огорченном джентльмене двойную дыру выстрелами картечи— Каппа!
— Уже.
Упрямый мечник опять воспользовался мачете и тесак сломался. Но перед этим он успел проделать такую рану в плуксе «счастливчике», что тому стало не до внутренних сношений. А последовавшие выстрелы закончили дело. Но я успел первым, превратив своего плукса в гору дохлого чешуйчатого мяса. Задетая нашей возней женщина рухнула со своего ложа вниз, угодив в лужу крови и вяло задвигавшись в ней.
— Вот дерьмо — пробормотал я, глядя на то, как два поддона медленно задвинулись обратно, крышки люков захлопнулись, а над ними зажглись таймеры на вделанных в металл экранах. Судя по таймерам, в следующий раз люки откроются через пять лет — и снова принесут по мясному беспроигрышному подарочку. Либо вкусный ужин, либо ту, что, даже не проснувшись станет плуксу верной спутницей до самого конца.
Как там говорилось в старой клятве? Пока смерть не разлучит вас?
— О-о-о… — произнесла голая баба на поддоне и медленно приоткрыла глаза.
Нависнув над ней стальной статуей, пролив на ее живот чуток крови с выдвинутого лезвия, я спросил:
— Как ты, сука?
— Я тебя яйца вырву, тикарсонур! И заставлю сожрать! — извернувшись, она ударила меня пяткой в стальной живот, по крови и покраснелому льду откатилась назад, подхватила лезвие сломанного мачете. Попыталась подняться, но отходняк догнал ее и заставил согнуться в рвоте. Это не помешало ей прохрипеть — Порву!
— Ну надо же — рассмеялся я, разворачиваясь и перекрещивая дверь двумя короткими очередями.
Три лезших внутрь плукса рухнули, Каппа добавил следующим двум по выстрелу из дробовика и замер у дверей, контролируя коридор.
— Сними с себя броню, ушлепок! И я тебе член выгрызу! — прохрипела девка, продолжая блевать, но упорно не отпуская сломанное лезвие — Я тебе кишку через пасть достану! Глаза высосу! Понял?! Не подходи ко мне! Порешу!
— Вот — обрадованно сказал я Каппе — Видишь? Бывают все же нормальные бабы!
— Согласен, лид.
— Только подойдите ко мне со своими крохотными членами, недомерки!