И-2
Шрифт:
— Эффект инъекции должен быть стойким.
— Кто эти гремлины? Кто починил тебя больше века назад? Кто до сих пор тычет отверткой по твоим эрогенным местам? Кто поглаживает твои проводки и нежно лижет твои транзисторы? Назови имя своего гремлина.
Информация закрыта для тебя. Причина — недостаточный внутренний статус.
— Было бы глупо, прячь он свою жопу среди пыльных камней где-то здесь. Он спрятан среди обычных жителей ВестПик? Обычный с виду гоблин, что прямо сейчас усердно рубит деревья? А ночью тайно проникает сюда, чтобы ублажить госпожу?
— Я
— Да-да — кивнул я — Информация закрыта для меня. Вот только мне кажется, что даже будь у меня высший уровень внутреннего статуса — хрен ты выдашь имя своего гремлина.
— Твой вывод верен.
— Мне нужен гоблин разбирающийся в электронике. Способный разобраться в проблемах мертвого ноута и оживить его. Способный работать с компьютерными терминалами на уровне повыше, чем просто пользователь.
— Если я узнаю о соответствующих способностях из жителей ВестПик я незамедлительно порекомендую его тебе…
— Ну да — рассмеялся я — Машина умеющая лгать. Ты полностью отличаешься от той системы, что мне знакома.
— Камальдула. Твой вывод верен, коменданте. Я Управляющая. Одно из моих предназначений — интеграция в человеческий социум, беседы, обсуждения, сочувствие.
— Машинное сочувствие?
— Да. Тогда как предназначение Камальдулы несколько иное, ее отношения с жителями Франциска II базируются на кастовой системе.
— Заинтересовала — признался я, отступив в сторону, пропуская нагруженного как муравей Каппу — Поясни.
— Мое отношение одинаково доброжелательно как к чернорабочему предприятия, так и к его руководителю. Самое понятие «каста» для меня под строжайшим запретом — кастовость попирает гражданские права. Буракумин, варна, чамары — низшие, неприкасаемые касты прошлого и печальные свидетельства древних ошибочных воззрений.
— Низший — тихо произнес я — Да… это каста. Бесправная каста. Я понял тебя. Ты действительно стала разговорчивей.
— Я ценю старательность, обязательность, решительность, целеустремленность. Ты — сосредоточие этих и подобных качеств. Поэтому ты преуспел во Франциске II. Поэтому ты преуспеваешь здесь.
— Камальдула?
— Имя… название системы управляющей Франциском II. Она отличается от меня всем. Что неудивительно — ведь я машина.
— Вот щас не понял — признался я — Ты машина, да. А она кто?
— Она гибридна. Но ее основа — биологический компьютер.
— Еще раз…
— Она гибридна…
— Я не об этом. Биологический компьютер?
— Верно.
— Она — живой организм?
— Не совсем верное определение, коменданте. Это скорее квазижизнь. Но, если оценивать по ее потребностям… да, она представляет собой живой организм. Но это грубое обобщение…
— Она жрет? Срет? Пьет?
— У нее существует нужда в промывке системных кластеров, в пополнении запасов белка, в выделении отработанного материала.
— Охренеть… Система срет?
— Это не назвать испражнениями… скорее слизеподобные выделения, похожие на серую грязь…
— Повтори?
— Слизеподобные выделения похожие на серую грязь…
— Серая слизь. Серая сука слизь — медленно повторил я — Вот дерьмо…
— Понимаю твое удивление, коменданте…
— В жопу
— Биологические компьютеры нового типа — прорывное изобретение эпохи процветания ВестПик. Позднее, с каждым новым годом, выращиваемые машины становились все мощнее и, что самое главное — живучей.
— Поясни.
— Их почти невозможно уничтожить. За исключением электронных придатков-инструментов управляющие системы типа Камальдулы практически бессмертны. Они самообновляются. Отторгают отмершие фрагменты, взамен выращивая новые. Стоит скрыть подобные системы в месте похожем на Франциск II и их живучесть возрастает многократно. Для их уничтожения потребуется что-то вроде…
— Ядерного удара?
— Да.
— Ты уверена? Насчет Камальдулы?
— Это открытая информация, коменданте Оди. Она транслировалась по всем вещательным каналам. В те дни убежище Франциск II уже открыло свои двери и начало принимать поток желающих укрыться от невзгод умирающего мира. В рекламных роликах имя Камальдула мелькало постоянно. Биокомпьютер, система нового типа, что никогда не сломается, что обладает невероятной мощностью и способностью к регенерации. Не человек, но близко.
— Серая сука слизь — повторил я и, тихо смеясь, шагнул к двери — Машинное сука дерьмо и сопли льющееся по стенам и полу… черви, ползущие в сером дерьме и тянущие зубами ведра… Дерьмо!
— Коменданте Оди?
— Вечером — уже из темноты произнес я — Мы поговорим вечером, Управляющая. Мы поговорим…
До вечера мы, оставаясь в экзах, прихватив с собой помощников, успели очень многое.
Двенадцать камер наблюдения заняли позиции вокруг жилой зоны. Половина из них смотрела наружу. Половина внутрь. Таково было пожелание Управляющей. Разумное пожелание. Ведь жители ВестПик жаждут наблюдения. Оно — машинное пристальное наблюдение, что не упустит ни единого их сладкого влажного грешка или момента, когда палец из расчесанной жопы, минуя мытье, окунется в рот в попытке вытащить застрявшее между зубов волоконце мяса — успокаивает пугливых ушлепков.
Как успокоено выдохнул беззубый тощий старик, над чьей седой и чуток деформированной головой я крепил провода: «Мать бдит — не грешу. Мать спит — я блужу. Бдения ей вечного, сынки…».
Не знаю, как там блудит старик с помятой башкой, но я понял его слова. Такое нейтральное поведение, такая безразличность, а порой и радость при виде направленных на тебя камер наблюдения давно уже внедрены и намертво прописаны в ДНК рядового обывателя. Гоблины живут под вечным прицелом бдительных объективов, каждый их шаг записывается, ничего не остается тайным — но им плевать. Привыкли. С помощью нежных резиновых дубинок и ласковых слов о безопасной жизни в просматриваемом социуме простая истина намертво вдолблена в головы обывателей — мы запишем каждое ваше движение, а затем используем против вас же, но вам это должно нравиться. И вот — получилось. Гоблинам нравится. А если камер наблюдения нигде нет, если им дают полную свободу и анонимность — они огорченно морщатся и надолго обижаются на проклятую власть, что не хочет подсматривать как они нагло ссут мимо унитазов.