i 77717a20ea2cf885
Шрифт:
– Ваня, здесь что-то не так, - говорит Лора серьёзно.
– Не подумай, я не отнекиваюсь, снарядим тебя чин по чину. Но только не нравится мне этот отъезд. Ну, кликнул воевода добровольцев, он и к нам клинья подбивал, и мы, конечно, тоже пойдём, чтобы форму не терять, но пока что не война, прорывы - явление рядовое. Но ученицу свою в квест не проводить? Не похоже на Васюту. Может, подстраховывается он, говоря, что надолго едет? У тебя сегодня который день?
– Шестой.
– Минуту, - вмешивается Аркадий, - день - это по календарю, а сутки какие? Ты сюда когда попала -
Сперва сбиваюсь от такого вопроса, а потом до меня доходит: сутки! Надо, как командировочные, считать ночи, а не даты!
– Тогда получается, - прикидываю, - пятые сутки, а шестые начнутся часов в восемь вечера. Я точно не знаю, это навскидку.
Аркадий удовлетворённо кивает.
– Видишь, какая разница! Ты в уме держи, может пригодиться. Так вот: за четыре дня, да на его-то Чёрте рубеж локации можно несколько раз прочесать. Да у воеводы в дружине парни не хилее Васюты, и не один десяток, так что твой герой там погоды не сделает. Что-то он темнит, твой герой.
Оборотник раздражён. Лора успокаивающе гладит его по плечу.
– Давай не будем встревать, Аркаша. Может, он Ване сам всё и объяснит. Васюта ничего зря не делает. Не кипятись...
Он сердито хмурится. Подтягивает на своём запястье манжет.
– Смотри сюда, - говорит мне.
И я вижу странно знакомую татуировку: ящерку. Только у Галы она малахитово-зелёная, плоская, а здесь выпуклая, словно живая, и каждая чешуйка топорщится, словно крошечный сапфирчик. Оборотник щёлкает пальцами - и ящерка перебегает на тыльную сторону ладони. Легко скользит между пальцами, взбирается по рукаву, замирает на щеке, и замирает экзотической татуировкой.
– Ты Галин ученик?
– поражённо спрашиваю я.
Друид дёргает щекой, ящерка виновато моргает и скользит по шее на грудь, под рубашку. Где уж она там обосновывается, не знаю, но только на запястье больше не появляется.
– У меня был другой учитель, Ваня. Ящерка - это знак отличия, им не каждого жалуют, только при хорошем развитии Дара. У меня есть иногда неплохие предвиденья, Ваня, вот я и говорю тебе: здесь что-то не так. Потолкуй с Васютой, если ещё появится, но не в лоб его спрашивай, иначе замкнётся и вообще ничего не скажет, найди обходные пути. Что он от тебя скрывает? Почему не хочет сам тебя собирать? И мне кажется...
– Аркаша!
– предостерегающе говорит Лора и, похоже, намеревается заткнуть ему рот.
– Помолчи, Ло. Может статься, мы убережём её от многих неприятностей. Что-то он задумал. Прости, Ваня. Ничего не могу с собой поделать, если что вижу - оно во мне не удерживается.
Я молчу. Лора смотрит виновато. Прости, мол, его дурака, что на уме, то и на языке.
Я верю тебе, Аркашенька. Потому что с момента последнего разговора с Васютой поселилась у меня в душе непонятная тревога.
Что-то идёт не так. Не по сценарию. Или впрямь я такая непутёвая, что всё у меня наперекосяк?
Глава 10.
Как же у меня всё болит! Копчик, попа, ноги, снова копчик... И чем ближе к Васютиному дому, тем сильнее. Так и кажется, что всё нижеспиние - один громадный
Вдобавок ко всему, чтобы Веснушке не делать лишний крюк, Лора оставляет её на конюшне, а меня снова подсаживает на Снежинку, к себе за спину. Мол, ты у нас хоть и героическая подруга, а практику ещё никто не отменял, не ленись. Знаю, что общаться нам осталось недолго, потому терплю.
Когда мы подъезжаем к Васютиному дому, на небосклоне моргает первая звезда.
– Бывай!
– салютует Лора и, поставив на дыбы белую лошадку, красиво разворачивается и уносится галопом, как будто не было позади утомительного дня. Аркадий покинул нас ещё раньше - остался на лугу, объяснив, что второй раз за короткое время степняки сюда не сунутся, а он пока найдёт подходящий объект для перекидывания, чтобы отдохнуть и пополнить силы. Луна, ночное небо, чужая ипостась - вот всё, что нужно оборотнику для окончательной реабилитации.
В трактире непривычно тихо. С отъездом Васюты словно лампочку выкрутили: пустынно, нет жилого духа, по углам таится мрак и даже половицы перестают сиять, лишь белёсо отсвечивают. Янек встречает меня угрюмо; убедившись, что вернулась в целости и сохранности, скрывается у себя наверху. Впервые за неделю я остаюсь совершенно одна. И не знаю, куда себя деть.
Пытаюсь прилечь, отдохнуть, но минут через десять ловлю себя на том, что бездумно таращусь в потолок, а сна - ни в одном глазу, только сердце колотится. Такое случается при больших нагрузках, думаешь: вот сейчас упаду в подушку - и усну без задних ног; но вместо того ворочаешься, ворочаешься и встаёшь, измаявшись.
Вот и я встаю и отправляюсь бродить по дому. Ставни в пустом зале закрыты, я приношу из кухни свечу и подсаживаюсь к столу, где недавно мы сидели с амазонкой и друидом. Гитара сиротливо прислонена к стене. Беру на ней для пробы несколько аккордов, но свежие шрамы на ладони пощипывают, и я отставляю инструмент. Замираю. Слышу собственное дыхание, слышу, как тикают часы в кухне, как заводит в углу свою песню сверчок, и далеко на соседних улицах перебрёхиваются псы. Тоска и скука. Что ж он не едет?
Долгие здесь дни, но этот вечер вообще бесконечен.
Кажется, я задремала. Вздрогнув от какого-то громкого звука, открываю глаза: это Ян спускается из мансарды. Наверное, хлопнул дверью, вот я и проснулась. Минус тебе, хозяйка: время позднее, а единственный в доме мужик не накормлен. Да и Васюта ведь, если приедет, с дороги наверняка будет голодный. Подхватываюсь лётом на кухню, на скорую руку собираю ужин. Зову Яна.
...Я им просто любуюсь. И не только потому, что похож на своего дядьку. А сходство несомненное: в повороте головы, в манере скептически приподнимать бровь, и даже пальцы у него такой же формы, со слегка сплюснутыми кончиками, видать, это у них фамильное. Он, несмотря на возраст, цельный, упёртый, литой. Будущий воин. А ведь не просто так я ему Ратиборца нашила, думаю. Придёт время - парень ещё всем покажет.