И аз создам!
Шрифт:
Действительно, в моё время общин русских староверов не было разве что в Антарктиде!
Да и то я уверен – если хорошенько поискать среди пингвинов, то отыщутся.
– Ну, а что мы можем сделать?
Хотелось ответить ему словами Наполеона: «Чернь сама по себе ничего не может, со мной она может всё», - но я тактично-технично промолчал, взамен переиначил слова Ленина:
– «Всякая вера только тогда чего-то стоит, когда она умеет защищаться»…!
Наведя указательный палец ему в переносицу, как ствол пистолета, обличающее
– Евреи тоже были гонимы, преследуемы и рассеяны по миру – а сейчас они в Москве, сплошь и рядом на руководящих постах. И как ты думаешь, почему? Из-за того, что они умнее всех? Тысяча раз – НЕТ!!! Из-за такой вот – вашей телячьей позиции!
Не нашедшись что ответить, Дед Мартимьян угрюмо насупился, я же выждав паузу со всей прямотой, хотя несколько покривив душой в начале фразы:
– Что было – то было, прошлое не переиначишь… Учась на уроках прошлого - надо думать о будущем. И не только думать – это и индюк может, а своими руками его строить!
Тот, как бы нехотя, проскрипел:
– Вот я и пришёл поговорить о будущем. Наши большаки согласны дать тебе ссуду на «Завод мини-заводов», но сперва хотят с тобой познакомиться и поговорить.
– «Большаки»?! Это что за напасть такая?
– «Большаки-старшаки» – так мы своих вождей кличем, если по-вашему.
С готовностью, резко - как из окопа в бой, поднимаюсь из-за стола:
– Мне собираться?
Усмехается:
– Погодь чуток, шустёр ты больно. Через недельку за тобой приедут.
Ну, слав те Осподи у меня есть время подготовиться в «послезниние» порыться…
***
Вопреки опасениям, меня посадив в сани не увезли куда-нибудь в скит посреди нижегородских лесов-болот, а всего лишь в небольшое село-деревеньку чуть севернее краевой столицы.
Впрочем, «большаки» - лидеры староверческих «согласий», оказались люди как люди. Всего четверо, лет за шестьдесят «с гаком» каждый, одеты более-менее по-современному - хотя и как положено заросшие почти по брови какими-то «средневековыми» бородами.
Поздоровавшись, но не представившись, знамо дело, они первым делом накормив-напоив чаем с мёдом в светлице большого срубленного из брёвен в обхват доме, приступили к неторопливому «допросу»:
– Сперва скажи нам, мил человек: кто таков будешь и откуда на нашу голову взялся такой умный?
Похлопав по карманам пролетарки, я:
Самый на вид старый из них, не оценив шутки, меня строго одёрнул:
– Не ёрничай милок! Ведь, ты не Серафим Свешников. Твои старшие сёстры, которых мы недавнись привозили и тайком тебя показывали – тебя не опознали.
Самый молодой из них,
– Да ты с одной из них с полчаса беседовал, но так и не признал!
Рисунок 71. Староверы начала XX века.
Морщу лоб, вспоминая:
– …Это когда?
Мне называют день и, я с изрядной досадой:
– Ах, да!
Была у меня встреча-беседа со странной посетительницей - которую я сперва принял за слегка тронувшуюся, ибо она не могла толком объяснить с какой целью припёрлась и несла какую-то пургу.
Невольно восхищаюсь: ишь ты…
Да у них контрразведка почище чем ОГПУ!
Та то, так и не смогло меня вычислить. Хотя скорее всего – не шибко то и хотело.
Хотел было автоматически сослаться на «контузию», но вовремя прикусил язык…
Ведь сестра то не контуженная и, даже будучи слегка «не в себе» - просто обязана была признать родного братика!
Ну, что ж…
Придётся импровизировать, благо не в первый раз.
Вопреки ими ожидаемому, не стал кочевряжиться и двупёрстно перекрестившись на иконостас с потемневшими от времени иконами и, ему же слегка поклонившись:
– Серафима Свешникова, 4 августа 1920 года - насмерть ногами забил польский офицер в концентрационном лагере под Краковым, за отказ лизать ему сапоги… Царство ему небесное.
Большаки-старшаки последовали моему примеру и, в свою очередь самый старший из них:
– Тогда ты кто таков будешь? Каких краёв, какого рода и если нашей русской веры, то какое «согласие» исповедаешь?
Выпрямив спину, расправив плечи и поочерёдно посмотрев в глаза каждому, отвечаю - наполовину сказав правду, а наполовину соврав в благих намерениях:
– Я не помню про себя ничего, до самого своего появления в диаконнике Благовещенского Храма волостного городка Ульяновка, где меня застал иерей Отец Фёдор, в миру - Свешников Фёдор Евграфьевич. На мне не было ничего из одежды или украшений, кроме этого…
Расстегнув ворот пролетарки, я достал «косой» георгиевский крест – не так давно сделанный из «иновремённой» пластмассы. Сам выпиливал, сам шлифовал – получилось, просто отпад!
Оценив по достоинству произведённое на староверов впечатление, поцеловав и вновь спрятав крестик, я продолжил:
– …Ну и ещё знание, что моё «Андреевское согласие» - ещё «древнеправославнее» вашего! Ибо восходит оно к тем временам, когда Андрей Первозванный истребиша капища богов Велеса и Перуна - крестил в Ладоге что на Волхове, Русь. И происходило это, ещё за полтыщи лет до того - как Владимир Прелюбодей, её огнём и мечом перекрещивал в арианскую ересь греческой веры50.
С нескрываемым удовольствием созерцая сквозь бороды их раззявленные в изумлении рты, продолжаю «грузить» - обращаясь главным образом к самому молодому из «большаков»: