И аз воздам
Шрифт:
— Лера, ты успокойся пожалуйста, хочешь, я тебе валерьянки накапаю? Или корвалолу? Ты прямо на себя не похожа и глаза какие-то мутные стали.
— Не надо мне корвалолу, что я, бабка старая, корвалол глотать?
— Не бабка, но это помогает успокоиться. Даже если ты побежишь и устроишь с ней драку, она будет только довольна, это я тебе как врач говорю, да еще потом и хвалиться будет перед всеми. Ты девушка и тебе не пристало так разбираться даже с такой отвратительной особой, как Валентина. Это уже мое дело, как мужчины, и я не позволю делать это даже тебе. Просто поверь мне на слово, что я ей этого не прощу, хорошо?
Мама встала только на следующий день, побледневшая и с темными кругами под глазами. С утра я не пошла никуда, терпеливо дожидаясь
— Лера, ну почему ты мне сразу ничего не рассказала? — мамин тон был уже не такой холодный, как вчера, но и привычной теплоты в нем я тоже не почувствовала. — Если бы я знала все, то разве стала бы слушать эту Валентину?
Я долго объясняла ей, по какой причине не хотела ее волновать, что вообще не хотела говорить ни о чем даже Юре и, если бы он сам не нажал на меня, то никто бы ничего не знал и по сей день. Мама слушала внимательно, кивала головой, но прежнего доверия я так и не почувствовала. Чем еще я могу перед ней оправдаться?
— Мамуля, я уезжаю послезавтра, как только приеду, сразу вышлю тебе выписку из больницы и справку из ГИБДД. Ты посмотришь, что я не обманываю тебя, можешь сама поговорить с Сергеем, который делал мне массаж, он уж точно лицо независимое, врать ему незачем. Ты только поднимись, слышишь? Тебе еще четыре месяца доходить надо, ребенка здорового родить, вырастить его…ну хочешь, я возьму пару недель на работе и приеду сюда, помогать тебе после родов?
— Не надо, Лера, — мама через силу протянула руку и положила мне ее на плечо. — Я справлюсь, Юра мне поможет. Ты не волнуйся за меня, я выдержу. Главное — что все сказанное было враньем…да?
— Да конечно же, враньем! Как ты могла поверить в такую глупость?
— Иногда женщины верят и в гораздо бОльшие глупости, — сказала она, а я сразу вспомнила Лешика. — Ты лечись, Лера, здоровье надо поправлять обязательно.
Юра хотел отвезти меня на вокзал сам, но я отказалась, уверив, что вполне могу добраться туда на такси, а сумку мне донесет носильщик или тот же шофер за дополнительную плату. Не надо сейчас ему провожать меня, мама на вокзал не поехала по причине жары, но я была совершенно уверена, что она еще никак не может отойти от тех страшных переживаний и ей пока что неприятно меня видеть. Убедить ее окончательно поможет только время, ну и документы из больницы, где я лежала после аварии. Я была согласна потерпеть, лишь бы мамино состояние было стабильным и с ребенком было бы все в порядке. Как она только решилась рожать в таком возрасте, да ей памятник за это надо поставить! А я…ладно, переживу, благо за собой никакой вины не чувствую. Глядишь, к осени соберусь да действительно приеду помогать ей…
Несмотря на все нервотрепки, помощь Юры и Сергея превзошла все мои ожидания. Ванны и массаж сделали свое дело — боль перестала отдаваться в руки, я уже вполне сносно поднималась сама по утрам, опираясь только на спинку стула, а принимать таблетки и вовсе перестала даже на ночь. Ко всему прочему ко мне прилип красивый загар и выглядеть я стала достаточно неплохо по сравнению с тем пугалом предсмертного вида, которое уезжало из Питера две недели назад. Из ограничений, которые надо было постоянно соблюдать, остался запрет на прыжки и танцы, а также надо было крайне осторожно спускаться по ступенькам. Раньше я прыгала по ним, как белка, теперь же приходилось придерживаться за перила и стараться делать все плавно. Со стороны это смотрелось несколько комично, но…забота о себе вышла на первое место. Еще массу огорчений мне доставлял шрам на затылке — волосы теперь надо было только скалывать, чтобы его не было видно. Пришлось купить несколько заколок и таскать их постоянно с собой — а вдруг одна сломается, не ходить же мне по городу с такой прорехой в волосах? Я попыталась обратиться в две клиники по пересадке волос, но они меня огорчили бесповоротно —
Жизнь летом на работе не особенно интересна, обидно сидеть в четырех стенах, когда светит солнце, а оно почему-то светило только на неделе! В пятницу с утра меня встречало чистое небо, к обеду погода начинала хмуриться, к вечеру собирались тучи и всю субботу поливали дожди. В воскресенье к обеду небо становилось веселенького голубого цвета и с понедельника опять начиналась жара.
— Нет, ну что за подлая у нас погода в Питере? — громко возмущалась Юленька, очередной раз промокнув на шашлыках. — Хоть бы раз в субботу нормально позагорать и искупаться, так ведь нет, обязательно дождь пойдет!
— Надо президенту письмо послать, пусть специальным декретом сдвинет дни куда угодно, чтоб среда стала субботой, — откликнулась я из-за монитора.
— Лер, тебе-то грех жаловаться, — вздыхала Юленька, — вон за две недели как загорела! И в море, небось, купалась, да? Теперь и не скажешь, что едва ходила после аварии, стала еще лучше, — обидчиво заявила она, — это мы тут как бледные поганки сидим!
— Юль, так ты по будням выходи на обед, а не в компе сиди, — нытье по этому поводу мне порядком поднадоело, — целый час можно загорать на лавочке рядом с офисом!
— Да-а, просижу на лавочке, а потом голодная останусь, — завздыхала она, — да и в Контакт выйти не успею.
— Ну, знаешь, надо чем-то жертвовать, а не завидовать. Лен, ты чего такая смурная сегодня? — окликнула я соседку по столу. — Болит что?
— Да, голова с утра тяжелая, — безрадостно откликнулась она, — живот болит противно, творог, что ли, несвежий был? По мне уж лучше дождик пусть сыплет, не так тяжело ходить на работу.
Ленкины переживания заинтересовали меня и я зажала ее по дороге домой, пока Мишка ушел за машиной.
— Дорогая, да ты не беременна ли часом? — критически оглядев ее сбоку я не нашла отклонений, но она в два раза толще меня, может, и незаметно ничего пока?
— Да я сама боюсь, — уныло протянула приятельница, — а идти к врачу стыдно, будут спрашивать, сколько лет, кто отец, а что я скажу?
— Скажешь, что дура старая, а кто отец и понятия не имеешь, — после поездки к маме такие переживания были, как минимум, смешны. — Что тебя, розгами выпорют за беременность, что ли? Тебе сколько лет, тридцать два? Это что, возраст? У меня матери полтинник осенью, а она в сентябре рожать будет!
— Да ты что? — Ленка вылупила глаза, забыв о своих волнениях по поводу возраста, — рожать в пятьдесят?
— Ну вот решили они с Юрой так, — пожала я плечами, — может быть, поеду к ней осенью, помогу хоть чем-нибудь.
— Ой, ну надо же, — запричитала было Ленка, но подъехавший Лансер с Мишкой за рулем живо прекратил все переживания по этому поводу.
Как правило, после работы летом ехать в Саперное не хотелось и я по хорошей погоде шла гулять по городу. Наш офис находился на Петроградской стороне, откуда можно было гулять куда угодно, хоть в центр, хоть на окраину, лишь бы погода позволяла. Я исползала всю Петроградку, проходила маленькими уютными улочками вдоль Савушкина, нагулялась от души на Каменном, осматривая миллиардные особняки и к концу лета, устав от бесконечных хождений, выбрала себе лавочку на берегу Большой Невки, на которую почти до девяти вечера падало закатное солнце. Напротив стояло здание эллинга для байдарок, виднелся из зелени мост, за спиной проносились машины, но прохожих в этом месте было мало. Так, пробегутся редкие парочки в поисках подходящей скамейки, и опять можно сидеть и слушать бесконечный шелест волн. Спина изредка давала о себе знать, но в общем свое состояние я оценивала на твердую четверку с небольшим минусом. Сидя на любимом месте я закрывала глаза на солнце и, прихлебывая пиво, лениво вспоминала прошедшие события.