и Баттиста был рожден

Дилиберто Марко

– Почему Баттиста?
– полюбопытствовал председатель суда.

– Так это же элементарно, - ответил Томас.
– В первых двух случаях вы употребили прошедшее время, а в третьем давно прошедшее, означающее предшествующее действие. Значит, Баттиста родился раньше двух других своих братьев.

– Билл!
– в сильнейшем гневе воскликнул председатель суда.
– Ты предложил эту идиотскую загадку?

– Чтоб он подавился, этот Томас!
– пролаял Билл.
– Ее загадывал нам, ребятишкам, мой дедушка. Чтобы

нас подурачить. Ведь у нее не было и нет разгадки.

– Любой субъект с минимальным логическим коэффициентом легко нашел бы ответ, - сказал Томас.

– Разумеется, разумеется, - откашлявшись, подтвердил председатель суда.
– А теперь, Томас, слушай меня, что называется в оба уха, и не вздумай хитрить.

Три груши висели,

Три монаха на них глядели.

Каждый взял одну,

Остались две груши.

Как видишь, дружище, это чисто сельскохозяйственная загадка.

Тут председатель засмеялся, а четверо судей от хохота попадали со скамьи.

– Ну как, милый Томас?

– Если "Каждый" имя одного из монахов, то все сходится. Но такое решение следует отвергнуть. Загадка была бы слишком простой даже для субъекта с логическим коэффициентом низшей степени. Поэтому следует предположить, что одну грушу съели, а две остались.

– Порка Галактика!
– завопил председатель суда.
– Кто предложил эту сверхдурацкую загадку?

– По правде говоря, я думал...
– забормотал третий судья.

– Гус, - прорычал председатель суда, - попробуй только предложить еще одну загадку, и я заткну тебе рот грязной половой тряпкой!

– Значит, я могу выращивать артишоки?
– спросил Томас.

– Что? Артишоки? Потерпи еще немного, дружок. Не надо торопиться, любезнейший.

– Я и не тороплюсь, - сказал Томас.

– Вот и хорошо. А теперь представь себе, что ты собрался на охоту. Какой земледелец не любит поохотиться?

– Охота - мое любимое занятие после артишоков, - подтвердил Томас.

– Молодец, Томас. Так вот, на ветке сидело десять птиц, подкрался охотник и убил три. Сколько птиц осталось?

– Ни одной, - мгновенно ответил Томас.

– Неверно!
– торжествующе воскликнул председатель суда.

Судьи в порыве безудержного веселья стали весьма чувствительно хлопать друг друга по плечу.

– Подумай хорошенько, Томас. Не волнуйся. Три птицы погибли, а остальные улетели. Но ведь, дорогой Томас, три мертвые птицы остались?

– На ветке?
– спросил Томас.

– Что?
– воскликнул председатель суда.
– Причем тут ветка?

– Вы сказали на ветке, не так ли?

– Да, на ветке. В самом деле, ты, Джо, говорил про ветку. Я слышал, - подтвердил Билл.

– Я тоже, - вставил Гус.
– Клянусь могилой матери, ты сказал: на ветке.

– Нечего меня путать, - растерянно .сказал председатель.
– Ветка здесь совершенно

ни при чем. А ты, милый Томас, просто ослышался. Так вот. На лугу сидели десять птиц....

– Одна рядом с другой?
– поинтересовался Томас.

– Что?.. Ну, пусть будет рядом. Подкрался охотник и убил...

– С какого расстояния?

– С десяти метров!
– рявкнул председатель.
– ...И убил трех птиц. Сколько птиц осталось?

– Если речь идет о курицах, которые не умеют летать...

– О воробьях!
– вне себя завопил председатель суда.
– О воробьях, чтоб тебе пусто было!

– Охотник, разумеется, стрелял достаточно метко?

– Сверхметко!
– позеленев от злости, сквозь зубы процедил председатель.
– Послушай-ка, любезный...

– Осталось семь, - сказал Томас.

В ответ гробовое молчание.

– Порка Галактика!
– пролепетал наконец председатель суда.
– Он опять угадал.

– Могу поспорить, что он давным-давно знал эту загадку, задумчиво произнес Гус.
– Байку про четырех глухих птиц рассказывал еще дед моего деда.

– Глухих?
– удивился Томас.
– Воробьи крайне редко бывают глухими. Но и в этом случае они бы все равно улетели из-за сильнейшего смещения воздуха. Нет, дело в том, что воображаемый охотник стрелял дробовиком Фергюсона, единственным ружьем, разрешенным к продаже гражданским лицам во всей Девятой Галактике. А при точном выстреле с десяти метров эллипс рассеивания дробинок будет равен 59 сантиметрам. Отсюда ясно, что три птицы в центре будут убиты наповал, а четыре, сидящие по бокам, получат столь серьезные ранения, что не смогут взлететь.

В зале наступила такая тишина, что слышно было, как пролетела муха.

– Вы правы, господин Смит, - сказал наконец председатель суда.
– Совершенно с вами согласен, господин Смит.

В его голосе звучало почтение. Глубочайшее почтение.

– А не спросить ли у него, как поцеловать книгу изнутри и снаружи, не открывая ее?
– предложил четвертый судья.

– Молчать!
– взревел председатель.
– Так, значит, вы, господин Смит, любите артишоки?

– А вы?
– спросил профессор Контер, пристально глядя ему в глаза.

– О, мы!
– с чувством воскликнул тот.
– Мы не признаем ничего, кроме артишоков. Все остальное - ерунда! И знаете, куда нас посылают?

– Выращивать хлопок, - сказал профессор Контер.

– Да, распроклятый, гнусный хлопок!
– с яростью воскликнул председатель суда.
– Мы родились и выросли среди артишоков, а нам говорят - сажайте хлопок. Назовите хоть что-нибудь, чего бы мы не знали об артишоках!

– Да в них мы каждую чешуйку знаем, - подтвердил Гус.

– ...представляете, господин Смит, собираешь потихоньку артишоки, а перед тобой весь горизонт - и небо, и облака,