И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене

Коллектив авторов

Отец Александр не выдерживает моего невежественного натиска. Смеётся:

— Вы задаёте вопросы вопросов! Вернёмся к этому в следующий раз. Кажется, я записал вас на вторник?

— Да! Но… Ответьте: можно ли приблизиться к Богу, вызывая духов? Или… У знакомого короткая линия жизни на руке. Сразу на обеих ладонях. Надо ли предупредить? Ведь тем самым связываешь его волю, лишаешь его свободы, — упорствую я, как будто от немедленного ответа зависит моя жизнь. — А теософы?! Кто, как не они, провидели…

«Тихая сумасшедшая!» — перевожу я его искромётный иронический взгляд.

Мы уже довершаем круг, и Мень вдруг задумчиво произносит:

— Все, о чём вы говорите, — это вход в то же здание, но… с чёрного хода. Занимаясь спиритизмом, вы попадаете в низший астральный слой духовного мира. Зачем пускать в ход силы, которых мы не знаем и с которыми

не умеем совладать? Путь от человека к Богу прям, — подводит он черту.

Я ещё не понимаю смысла последней фразы. Мне, тугодумке, надо её обмозговать.

— Как мне к вам обращаться? — спрашиваю вполне серьёзно. — Извините, но у меня язык не поворачивается выговорить «отец Александр».

Ему это странно. Но он ко всему привык.

— Называйте меня Александром Владимировичем.

У калитки, из которой я, разлетевшись, выстреливаю на пустырь, стоят две немолодые женщины. Одна властно тянет другую прочь отсюда:

— Идём, идём! Это какая-то синагога!

С ужасом оборачиваюсь. Слышал? Слава Богу, нет: его уже увели, умыкнули, унесли на крыльях любви. Александр Владимирович… Так звали и моего отца.

Я зачастила в Новую Деревню. В один из первых приездов прочла Меню только что написанное стихотворение:

Пришла пора менять учителей… Гляжу, как блудный сын после разлуки, на Божий храм: должно быть, он светлей, должно быть, он теплей, чем храм науки. Нарядный деревянный теремок, оправленный в резную рамку сада, в следах ремонта… Может, Бог помог, а может, помогла Олимпиада. О, сколько я блуждала по путям окольным, по дорогам непроезжим, себя раздаривая по частям йогам, теософам и невеждам. ....................................... «А путь от человека к Богу прям»,— так мне сказал священник, чья задача нас, чернокнижников, вводить во Храм и делать зрячей душу, что незряча. ....................................... У храма— домик. К батюшке — толпа. Кто— истину найти, кто— грусть развеять. Душа проснулась, но ещё слепа. Хочу поверить и боюсь поверить.

— До вас о нашей церкви написал Александр Аркадьевич, — сблизил меня со знаменитым бардом Мень.

Шестого марта 1973 года, на дне рождения друга, первый и последний раз в жизни я видела и слышала А. А. Галича. В тот вечер он царил над людьми и обстоятельствами, пел до глубокой ночи и «Кто-то ж должен, презрев усталость, наших мёртвых стеречь покой!», и «Не зови меня! Не зови меня… Не зови.

— Я и так приду!», а рок уже держал его на прицеле. «I will die here» [28] , — почему-то по–английски сказала я. И он откликнулся: «So will I» [29] .

28

—

Я буду умирать здесь.

29

— Я — тоже!

Позже я вычитала в самиздате:

И нас чужие дни рожденья Кропят солёною росой У этой зоны отчужденья, Над этой взлётной полосой.

И мигом вспомнила и этот вечер, и не поддающегося на уговоры «отдохнуть» опального уже барда, и слабеющую после каждой выпитой рюмки породисто–красивую жену его Нюшу. Господи, как он обнимал гитару, как впивался в неё, нипочём не выпуская из рук! Как в спасательный круг в океане тотальной безнадёжности.

— Когда Галич пришёл к вам?

— Году в 72–м. После того, как прочитал мою книгу о древнееврейских пророках. Я его крестил…

Так вот откуда: «Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом, где с куполом синим невластно соперничать небо»? И «Богоматерь шла по Иудее». И много всего… Значит, я шла сюда по стопам человека, который произвёл на меня неизгладимое впечатление, которому написала стихи, так и оставшиеся без посвящения? А что если он, наученный горьким опытом отбывшего в эмиграцию, а потом ещё дальше, подсказал мне с того света этот путь? Да нет! С полдороги возврата быть не может. Просто христианство с его новой высокой этикой, обещанием вечной жизни — то немногое, что стоит брать с собой в любые пределы. Разве я не посетовала в своих, встречей с Галичем навеянных стихах:

Как жаль, что бессмертия нет! «Прощайтесь!»— морозом по коже. Мы все— «уходящий объект». И жизнь, если вдуматься, тоже.

И вот бард, брат (как близки эти слова!) направил меня к отцу Александру…

Лето сменилось осенью, сначала бабье–летней, а потом и золотой. Между A. B. и мною установились доверительные отношения. Он стал давать свои книги о духовных поисках рода людского: «Сын Человеческий», «Истоки религии», «Магизм и единобожие»… Первое, что меня потрясло, — эрудиция! Каждый том включал в себя справочный аппарат, по объёму составляющий чуть ли не пятую часть текста. Если есть поэзия исследовательского поиска, то тут она была налицо.

Любой значительный факт библейской и добиблейской истории выглядывал из примечаний, как спелый плод из пучка никогда не вянущей зелени.

Я уже знала из первых уст, что A. B. — вовсе не участник войны. Поэма про выкреста посвящена другому священнику и написана не Слуцким. (Именно этими слухами я была полна, когда первый раз ехала в Новую Деревню). A. B. — почти мой ровесник, тоже москвич…

Стремительно помолодев на 10 лет, он является мне во всём блеске мужской и человеческой зрелости. Напрасно пытаюсь представить его за партой, занятого глобальной проблемой, на какую тему писать сочинение: «Татьяна, русская душою», «Поднялась дубина народного гнева» или «Человек — это звучит гордо»? Неужели и он сдавал в школе и в институте те же пресные общественные дисциплины? Неужели талдычили и ему год за годом о примате материи над сознанием? Откуда же этот бесстрашный интерес к области знаний, объявленной бредом, мракобесием, опиумом для народа?

Я, отдавая очередную книгу:

— Вы не боялись, что вам влетит за непослушание?

— Я не политик, я богослов. Писал для себя и своих духовных детей, не надеясь на публикацию. Потом книги стали выходить за границей, под псевдонимами… — С усмешкой: — Хотя все мои псевдонимы — это секрет полишинеля…

Убедившись, что книги я не только беру, но и читаю (задавала вопросы, обнаруживая своё невежество даже на том «ликбезовском уровне», на каком, по словам автора, они написаны), A. B. допустил меня к другим сокровищам своей библиотеки. За короткое время я познакомилась со многими сочинениями.