И быть подлецом (сборник)
Шрифт:
Но Вульф только рассыпался в благодарностях, а Ричардс был слишком хорошо воспитан – джентльмен до мозга костей, – чтобы настаивать на ответной услуге. Оттолкнув телефон, Вульф сказал мне:
– О господи! Миллион двести тысяч долларов!
Так как было очевидно, что именно он замышляет, я приободрился и послал ему улыбку:
– Да, сэр. Вы бы сделали прекрасную карьеру на радио. Могли бы читать стихи. Между прочим, если хотите послушать, как она отрабатывает свою долю, ее передача выходит в эфир каждый вторник и пятницу утром, с одиннадцати до двенадцати. Хотя бы
– Нет. – Его голос стал хриплым. – Мне нужно получить работу, с которой я справляюсь лучше всего. Возьми блокнот. Инструкции будут довольно сложными – придется учитывать непредвиденные обстоятельства.
Я вытащил блокнот из ящика стола.
Глава вторая
Сделав в субботу три безуспешные попытки дозвониться по номеру Маделин Фрейзер на Манхэттене, я наконец обратился за помощью к Лону Коэну из «Газетт», и он узнал для меня, что мисс Фрейзер и ее менеджер, мисс Дебора Коппел, проводят уик-энд в Коннектикуте.
Как благонамеренный гражданин (во всяком случае, законопослушный), я склонен желать полиции Нью-Йорка всяческих успехов в борьбе с преступностью. И тем не менее сейчас я искренне надеялся, что инспектор Кремер и его люди не раскроют дело Орчарда прежде, чем у нас будет шанс хорошенько с ним ознакомиться.
Судя по отчетам в газетах, которые я читал, Кремер пока не собирался трубить в рога, празднуя победу. Правда, никогда не знаешь, какую часть информации копы от газетчиков утаили. Так что я рвался в Коннектикут, чтобы вломиться без приглашения к Маделин Фрейзер. Однако Вульф наложил на эту затею вето, приказав мне ждать до понедельника.
К полудню в воскресенье он дочитал поэтический сборник и рисовал лошадей на листках из своего блокнота, проверяя теорию, которую где-то вычитал: якобы по тому, как человек рисует лошадь, можно узнать его характер.
Я покончил с формами 1040 и 1040-ES и, приложив к ним чеки, отправил по почте. После обеда немного поболтался на кухне, слушая, как Вульф и Фриц Бреннер, наш повар, наше сокровище, спорят о том, ставрида или средиземноморский тунец больше подходит для vitello tonnato [3] – лучшего (в исполнении Фрица), что можно приготовить из нежной молодой телятины.
3
Телятина под соусом из тунца (ит.).
Наконец мне наскучила их дискуссия. В любом случае у нас не было средиземноморского тунца. И я поднялся на верхний этаж, в оранжерею, устроенную на крыше. Там я провел пару часов с Теодором Хорстманом, обсуждая орхидеи.
Потом, вспомнив, что из-за свидания с дамой не смогу провести в оранжерее весь вечер, я спустился на первый этаж, вошел в кабинет, взял газеты за пять дней и, усевшись за свой стол, прочел все, что имело отношение к делу Орчарда.
Когда я закончил читать, у меня не осталось сомнений, что в понедельник в утренних выпусках я не увижу заголовка, извещающего:
Глава третья
Мне удалось договориться о встрече только на три часа дня в понедельник. В назначенное время я вошел в вестибюль жилого многоквартирного дома в верхней части Семидесятых улиц, между Мэдисон-авеню и Парк-авеню.
Обстановка тут была будто во дворце, куда ковры покупают акрами, однако, как это часто бывает, впечатление несколько портила резиновая дорожка. Очевидно, ее расстелили из-за дождя на улице, но дворец есть дворец. Если на ковре появились грязные мокрые следы, вышвырните его к чертям собачьим и постелите другой. Вот каковы дворцовые обычаи!
Я сказал величественному привратнику, что зовусь Арчи Гудвином и что меня ждет мисс Фрейзер. Он вытащил из кармана клочок бумаги, сверившись с ним, кивнул и осведомился:
– Ну?.. И это все?
Я вытянул шею и прошептал ему прямо в ухо:
– Овсянка.
Он снова кивнул, сделал знак лифтеру, стоявшему у двери лифта, в пятнадцати шагах от нас, и четко произнес: «Десять „бэ“».
– Скажите, – спросил я, – пароль ввели только после убийства или так было всегда?
Смерив меня ледяным взглядом, он повернулся ко мне спиной. Я сказал ему в спину:
– Это обойдется вам в пятицентовик, который я собирался дать.
С лифтером я решил не говорить вообще. Он тоже безмолвствовал. Выйдя из лифта на десятом этаже, я очутился в закутке не больше лифтовой кабины – еще один дворцовый фокус. На двери слева было написано «10A», на двери справа – «10B». Лифтер дождался, пока я нажму кнопку на второй двери и меня впустят в квартиру, и только тогда уехал.
Женщина, впустившая меня, лет двадцать назад вполне могла быть чемпионом по борьбе. Она буркнула: «Извините, я спешу» – и понеслась куда-то. Я крикнул вдогонку: «Моя фамилия Гудвин!», но реакции не последовало.
Сделав четыре шага, я снял пальто и шляпу и бросил их на стул. Затем огляделся. Это было что-то вроде большого квадратного холла. Слева и напротив меня виднелись двери. Справа взгляду открывалась ничем не отгороженная огромная гостиная, обставленная многочисленной и разномастной мебелью.
В силу профессии глаз у меня наметанный, и я могу запомнить что угодно, от сложной уличной сцены до пылинки на воротнике человека, но и мне не по плечу дать точное описание этой комнаты. Два предмета обстановки бросались в глаза: бар, сверкавший хромом и красной кожей, с такими же табуретами, и массивный старинный стол из черного ореха с резными ножками. Они давали представление о стиле жилища.
Никто не показывался, но слышались голоса. Я поискал, куда бы сесть, не нашел подходящего стула и устроился на диване длиной десять футов и шириной четыре фута, обитом зеленой джутовой тканью. Поблизости стоял стул, обтянутый розовым шелком с вышивкой.
Я как раз прикидывал, какую лошадь нарисовал бы субъект, обставлявший эту комнату, когда через дверь в дальней стене вошли двое мужчин, молодой красавец и лысый субъект средних лет. Оба были нагружены фотоаппаратурой, включая треногу.