И быть роду Рюриковичей
Шрифт:
После смерти Кучума в орде Берина осталось до трёх тысяч воинов. Улус переживал трудное время. Сначала он кочевал в низовье Саркела, но его вскорости вытеснили хазары, и улус берегом Сурожского моря ушёл в степь.
Едва взошло солнце, как Берин покинул юрту. Мрачен хан. Постоял. В вежах началась жизнь. Женщины зажгли костры, и дым потянуло по сырой земле. Прищурившись, хан осмотрел степь. У самой реки стада, а в степи многочисленные табуны. Издали видно конных табунщиков, объезжающих косяки. Рядом с вежами отары овец, козы.
Берину подвели коня, придержали
На лысом кургане орёл зорким взглядом озирал степь. Берин считал его ханом птиц. Орел напоминал ему его, Берина, юные годы, когда в большой орде он был простым воином, потом Берин водил десяток, сотню, тысячу воинов, а когда стал темником и ханом малой орды, то, подобно орлу, расправил крылья.
С хазарами у печенегов вражда давняя, она повелась из-за выпасов. Печенеги пришли в эти степи, вытеснив хазар. Это было давно, когда Берина ещё на свете не было, а его дед был не выше колёсной чеки. Тогда большая орда хана Мансура, деда Кучума, двинулась от широких вод Итиль-реки на запад, через каганат к Саркелу, заставив хазар покинуть обильные пастбища.
Но не стало большой орды Кучума, и теперь каганат угрожает печенегам. Хазары снова возвращаются в степи. Вот почему хан Берин едет в Киев — заручиться союзом с князем Олегом. Пусть киевский князь думает, что печенеги уподобились домашней собаке, которая трётся о ноги хозяина...
Всадники сравнялись с курганом, и орёл нехотя взлетел. Он парил над степью, распластав широкие крылья, и всё живое пряталось от него в норы, замирало в траве. Когда орда ходила в набеги на Русь, вот так же разбегались от неё русы. Но у печенега глаз острый, а нюх как у степного волка.
Скачут кони знакомой дорогой. Не раз водил по ней хан Берин свой тумен, сколько невест увезли печенеги из Уруссии. У Берина две жены-красавицы оттуда. Они родили ему троих сыновей, двое из них — десятники, а третий — сотник. Сыновья на него, Берина, похожи: узкоглазые, коренастые. Им известно, что их матери из Уруссии, но Сартак не желает и слышать это. Он не урус, он печенег, сын степи, воин, и копыта его коня будут топтать землю Уруссии, а на арканах его воинов потянутся пленные у русы. Если Сартак захочет, он привезёт из Уруссии жену, и она станет рожать печенегов.
Ещё Берин думал, сколько зим минет, прежде чем сольются малые орды и забудется, как он ездил к князю урусов и звал заодно пойти на хазар...
Переправившись
Под самым Каневом хана Берина встретил конный дозор великого князя Олега.
Только собрался Олег покликать воевод, как в гриднице появился Ивашка. Как был с дороги пыльный, не помывшийся, — дни-то жаркие, а летом под броней тело преет, бани просит, — прошагал в малую палату к великому князю. Увидел Олег Ивашку, брови поднял:
— Аль стряслось чего?
— С дозора я, княже, и за Каневом наехал на хана Берина. Он с малым конвоем к тебе направляется, — поспешил пояснить гридень.
Олег удивился:
— Чего надобно хану степняков в Киеве?
Ивашка плечами пожал:
— Так не сказывал, но по всему видать — с миром.
— Добро, Ивашка, послушаем. Так где, говоришь, печенеги?
— За городскими воротами ханскую юрту ставят.
— Не будем хана держать за городом, окажем уважение. Зови Ратибора и Никифора.
Ушёл Ивашка, а Олег велел в трапезной столы накрыть — гостя потчевать. Явились воеводы: они уже знали о приезде хана.
— Видать, не от добра Берин приехал, — сказал Никифор.
— Да, верно, не от хорошей жизни, — согласился Олег. — Поступим так. Ты, Ратибор, отправляйся звать хана на трапезу, да с почётом: пусть мнит, что нам честь оказал, — а мы с тобой, Никифор, станем дожидаться печенега. К тому времени и бояре сойдутся, послушаем хана...
Доволен Берин: не простого боярина выслал за ним князь киевский, а воеводу именитого — о Ратиборе хан наслышан. Воевода Берину честь выказал, вдалеке от юрты спешился, к хану с поклоном подошёл и в княжьи хоромы на трапезу позвал. Что же, Берин иначе и не мыслил: князь Олег не мог заставить хана печенегов ждать...
В трапезной было шумно, но, когда Берин вошёл, все разом стихли, обратили взгляды на хана. Однако не враждебные — любопытные. Не успел Берин поклониться, как князь ему навстречу с чашей:
— Нынче, хан, ты нам не враг, а друг, коли с нами за столом. — И на место рядом с собой указал. — Потчуйся, хан Берин, нашими пирогами.
Уселся Берин, а толмач за его спиной едва поспевает переводить. Отроки вдругорядь вино по чашам разлили. Олег снова проговорил:
— С чем к нам пожаловал, хан, сам выскажешь, я же хочу молвить: лучше слушать звон кубков за столом, нежели лязг железа на поле брани.
Перевёл толмач, заулыбался Берин:
— Ты прав, конязь Олег: чем проливать кровь, будем пить хмельное вино. Но я приехал к тебе, великий конязь, не ради праздного пира, а звать тебя-на хазар. Пойдём на них вместе. Каганат и вам и нам враг. Они теснят нас из степи, а их сборщики дани добрались до Киевской Руси.
Олег щёку потёр:
— Я с тобой согласен, Берин, кагану пора место знать, хазары мыслят, что угров потеснили и Русь запугали. Ан не так! Как предлагаешь, хан, ту войну вести?