И деревья, как всадники…

Шахназаров Георгий Хосроевич

Центурион нарочито громко зевнул, как бы извещая собеседника о своих миролюбивых намерениях.

–  Уж очень палит, - сказал он, прикрываясь ладонью от солнца.
– Вот бы когда море не помешало. Странно, почему это финикийцы вопреки обыкновению возвели храм так далеко от побережья.

–  Это был не только храм, это прежде всего была крепость. Видимо, место выбиралось с расчетом защитить приморские центры - Тир, Сидон, Библос с тыла от набегов нумидийцев.

Расчет центуриона оказался верен, инженер подхватил предложенную ему тему, забыв о назревавшей ссоре. Впрочем, может быть, все дело было в том, что и сам он не рвался испортить отношения - в конце концов, хочешь не хочешь, им предстоит провести вместе не один год в этой горячей пустыне, в чужой

и в общем враждебной среде.

Они находились в центре огромной строительной площадки, на искусственной насыпи, откуда удобно было наблюдать за ходом работ. Не так просто было понять, чем здесь заняты люди - стройкой или разрушением. Одни разбирали стену старинной кладки, другие, идя едва ли не по пятам, возводили новую. Бывшая здесь группа строителей суетилась вокруг колонны, которую следовало снять с постамента и мягко, не повредив фриза, опустить на землю. Там шла подготовка к монтажу новой колонны, куда длинней и мощней ее предшественницы. Чуть в сторонке под соломенным навесом расположилась мастерская по обработке камня - его тесали, придавая нужный размер, высекали рисунок, чаще всего два-три штриха, которые казались простым узором и лишь в соседстве с другими плитами складывались в фигуры людей и богов, изображения животных и предметов, сливались в непрерывную сюжетную ткань барельефа; угловые опорные каменья к тому же скреплялись бронзовыми стержнями и скрепами. За мастерской камня шла мастерская мрамора, к ней примыкали литейный цех, кузня, кирпичный завод, фабрика по обработке дерева, десятки других предприятий рабочего и подсобного назначения, вплоть до отряда полевых кухонь и воинских постов, раскинувшихся на окраинах строительной площадки. Впрочем, и за ее пределами можно было обнаружить кой-какие наспех сколоченные сооружения - трактиры, маркитантские лавки, публичные дома, владельцы которых слетелись в Гелиополис, бывший град Ваала, со всего финикийского побережья в расчете на щедрость римских легионеров и безрассудную расточительность скульпторов, художников, мастерового люда. И не ошиблись, ибо стройка приняла давно не виданные в здешних местах, опустошенных Пуническими войнами, масштабы, сравнимые едва ли не с такими деяниями древнего человека, как возведение пирамиды Хеопса или Вавилонской башни.

Инженер с готовностью подумал, что здесь трудятся в унисон подвластные его воле 10 тысяч свободных и 40 тысяч рабов. Он не выносил военщины с ее манерой обо всем рассуждать в терминах боевой стратегии, и все же не удержался от сравнения, льстившего тщеславию: 50 тысяч - это 12 легионов, с такими силами полководцы вечного города завоевывали целые империи, а иным удачливым смельчакам понадобилось куда меньше, чтобы покорить сам Рим и объявить себя Цезарем, Эпафродитом, богом. Инженер спохватился, испуганный полетом своего воображения и раздосадованный собственной суетностью. Впрочем, центурион лишен способности угадывать тайные помыслы по мимолетному выражению лица. К тому же, кажется, что-то отвлекло его внимание.

Проследив за направлением взгляда своего собеседника, инженер улыбнулся. За чертой лагеря, у лесной полосы, начинавшейся примерно в пятнадцати стадиях от центра площадки, тянулась к небу густая волна черного дыма. Это явно не был простой костер, сложенный для приготовления пищи. Центурион поднялся, напряженно всматриваясь и пытаясь понять характер дыма. Уж не лесной ли пожар и не дело ли рук злоумышленников, решивших таким путем оголить стройку, облегчить себе возможность внезапного нападения? Кто мог отважиться напасть на римский гарнизон и чего ради - что за добыча камни Ваалова храма? Однако бдительность превыше всего.

Центурион был готов подозвать легионера, который исполнял при нем обязанности связного, но инженер остановил его жестом.

–  Не поднимай тревоги, - сказал он.
– Дым, который ты видишь, ничем для нас не опасен и даже может принести пользу. Ты ведь не возражал бы сократить наше пребывание в этом пекле на пару лет?

–  Клянусь богами! Уж не нашел ли ты способ возносить свои колонны с помощью дыма?

–  Ты и не представляешь,

насколько близок к истине, - ответил инженер.

2

Они пустили коней шагом и почти не разговаривали в дороге. Подъезжая, центурион сообразил, почему ничто в этом месте не привлекало раньше его внимания. Лес здесь смыкался с отрогами гор, и деревья плотно обступали широкую плоскую скалу, в центре которой зияла просторная впадина - пещера, скорее даже полусвод. Дым должен был стелиться вдоль естественного желоба, размытого в скале падающей струйкой воды, а затем таять где-то меж вершин. И только резкий юго-западный ветер, погнавший его к Гелиополису, обнаружил мастерскую.

Да, это была мастерская, похожая на те, какие центуриону приходилось видеть в Македонии, неподалеку от рудных промыслов, где опытные мастера плавили металл, ковали оружие, домашнюю утварь, цепи для рабов, украшения для женщин. Жар, исходящий от внушительного очага, накалял и без того горячий воздух пустыни и казался материально ощутимым. Его струи искажали очертания предметов, придавали красноватый блеск лицам и телам копошившихся вокруг людей. Повсюду можно было видеть обычные принадлежности мастерской: Молот, наковальню, инструменты разных размеров и назначения, аккуратно сложенные готовые детали и груды ржавых отходов. Но все это центурион с его цепким тренированным взглядом заметил позднее, ибо его внимание сразу было поглощено диковинным сооружением в центре мастерской.

Фундамент его составлял медный котел, укрепленный на круговой кирпичной кладке. По форме его можно было бы принять за посудину для изготовления пищи, не будь он столь несуразно велик и к тому ж лишен крышки. Справа и слева из чрева котла исходили трубы в толщину человеческой руки от локтя до плеча, причем правая, короткая, была плотно прикрыта заслонкой, а левая сочленялась с другой трубой, поуже, которая, поднявшись под прямым углом, ввинчивалась в сосуд, по очертаниям напоминавший амфору, в каких перевозят на дальние расстояния, чаще по морю, масло и вино. Из горловины сосуда, в свою очередь, выползала трубка, она соединялась с другими, многократно изгибалась, раздваивалась, и эти хитросплетение, парившее в воздухе, как ветви иссохшего дерева, завершалось двумя короткими прямыми коленами, вставленными в большой ящик. Величиной с платяной сундук, тоже изготовленный из меди, он казался необычно тяжелым, может быть, потому, что покоился на массивной металлической треноге. Из сундука исходил круглый стержень, а на него, как на ось, было насажено огромное деревянное колесо с широкими лопастями.

–  Смахивает на кухню, - пробормотал центурион, сгоняя с лица выражение любознательной растерянности и принимая вид человека, который ждет объяснений.

–  Да, - усмехнулся инженер, - только кухню Вулкана. Здесь готовят блюда не из индюшатины и кабанятины, а из благородных стихий - огня, воды, воздуха.

Инженер соскочил с коня и, бросив поводья рабу, шагнул к странной конструкции. Он торжественно поднял руку, требуя внимания, голос его зазвучал громче обычного, с нотками торжественной приподнятости. Конечно, центурион отнюдь не составлял благодатной аудитории. Но он был первым римлянином, который увидел это, а кроме того, хотя и солдафон, мужлан, но человек, не лишенный здравого смысла, с большим житейским опытом и практической сметкой.

–  Запомни эту минуту, центурион. Ты присутствуешь при рождении восьмого и самого великого из чудес света. Ибо все прочие лишь прославляют человека, а это сделает его Геркулесом. Природа одарила тебя богатырским телосложением, физические упражнения и походная жизнь придали твоим мышцам твердость камня. Но если даже ты позовешь на помощь всю свою сотню, а твои легионеры покажут себя такими же молодцами, как их командир, то вам не оторвать от земли и десятой доли той тяжести, какую легко подымет это колесо. Да, центурион, ты не ослышался, оно в десять раз сильней твоей центурии, ибо в нем живет божественная сила огня - стихии горючей, светящейся, сухой и легкой, как сказал Аристотель, отец наук.