И это все о нем

Попов Геннадий

И пока Григорий Федорович целую вечность стоял перед закрытой дверью и совершенно не понимал, что эти греки, не пив пива, могут так долго делать в туалете, в нем росло чувство национальной неприязни. И выросло до вполне приличных размеров.

С тех пор Григорий Федорович, когда его спрашивают, как он относится к грекам, от негодования мгновенно краснеет, начинает глубоко дышать, выпучивает глаза и сильно ими вращает, давая понять, что к грекам он относится отрицательно и лучше о них с ним не разговаривать.

Сложное время. Конец восьмидесятых

Жизнь порой настолько многообразна, что и представить себе невозможно.

В то время, когда уход стареющих руководителей

страны в мир иной завершился и был объявлен социализм с человеческим лицом.

Когда в результате борьбы с пьянством население стало пить еще больше, чем до ее начала.

Когда у страны появилась надежда, только было не до конца понятно на что.

Когда люди получили такую свободу, что даже представить себе не могли, что с ней теперь делать.

Когда в магазинах уже стали появляться импортные товары, но исчезли отечественные.

Когда кооперация разрослась до таких размеров, что государственные предприятия казались жалким придатком к ней.

Когда из рядов КПСС вышло уже столько ее членов, сколько в ней никогда и не было.

Когда Генеральный секретарь завершал развал возглавляемой им партии и готовился стать президентом страны.

Когда Процесс пошел и Народ застыл в ожидании его конца.

Вот в такое сложное и противоречивое время Григорий Федорович сидел на своей пятиметровой кухоньке и ел колбасу. Колбаса была невкусной. Выходить на улицу ему не хотелось.

Как-то однажды

Как-то однажды Григорию Федоровичу здорово повезло. Можете не верить, но дело было так.

Как обычно, он купил себе, значит, в одном туристическом агентстве какую-то путевку на какие-то острова. Фирма, в которой он работал, оплатила ее стоимость, а заодно и стоимость авиабилетов туда и обратно, бизнес-класс. В общем, все путем. Приехал он, значит, на эти острова. Поселился, значит, в одном классном отеле. Пять звезд, а то и больше. Там, значит, все как полагается. Полный холодильник, фрукты, напитки, то-се, пятое-десятое, телевизор с работающим пультом, горничная-мулатка проходу не дает, портье лезет с “чего желаете?” и чаевые не требует, из службы интима звонят каждые пятнадцать минут, напоминают о себе. Выпивки – залейся. В общем, рай нетронутый, тропический. А тут еще блондинка какая-то, из Швеции, что ли, или еще откуда, втюрилась в Григория Федоровича по уши.

И вот гуляет он с ней, с блондинкой этой, по песчаному пляжу. Волны подкатывают прямо к ногам. Закат обалденный. Если кто был в тропиках, тот знает, никакой Гоген даром не нужен. Блондинка эта носится как сумасшедшая, то хохочет чего-то, то вдруг ни с того ни с сего на шею Григорию Федоровичу бросится, то вдруг наоборот – упадет на влажный песок. И орет во все горло по-своему:

– Милый, я люблю тебя! Как здесь прекрасно! Я готова для тебя на все! Ты мой единственный! Это счастье – видеть тебя!

Орет и орет как заполошная. Григорию Федоровичу даже тишины захотелось, он собрался уже возвращаться в номер. Но что-то его вовремя остановило. Черт его знает что. Интуиция, наверное, какая-нибудь или, может, какое-то шестое чувство. Не знаю. В общем, правильно сделал, что пошел не в номер, а пошел зачем-то к пальме. Там пальма недалеко росла. Пошел, значит, и вроде бы на ровном месте запнулся… Ни бугорка, ни ямки, а он запнулся, Посмотрел себе, значит, под ноги и увидел… хотите – верьте, хотите – нет, смятую десятидолларовую бумажку.

Вот как однажды здорово повезло Григорию Федоровичу. А вы говорите, счастья нет.

Путь к славе

Нельзя сказать, что Григорий Федорович уж очень известный. В том смысле, что его все знают. Знают, конечно, но не все же. Совсем не все. Так, кое-кто. То есть, когда он выходит, к нему особо не бросаются, не тычут в него от восторга пальцем и не говорят: «Вон! Вон! Вышел!» Так, кое-кто только скажет: «Ну вот, вышел». И все. А чаще вообще ничего не говорят.

Потому что мало кто его знает. Совсем мало. Ну, соседи знают. И то – некоторые. И то, судя по тому, как здороваются, не сильно и рады этому обстоятельству. Так что известности у Григория Федоровича никакой. По этой же причине нет и славы. И денег нет. И тоже все из-за этой его чертовой малоизвестности. И политические рейтинги нулевые. Откуда они возьмутся, рейтинги-то эти? С потолка, что ли? Вот если бы его знали, то все было бы по-другому. Если бы он куда-то выходил, то тут же попадал в центр общего внимания. «Вон! Вон! Вышел! – Где? – Да вон же! – Это что, он? – А то кто же! – Ну, мало ли! Разные выходят… – Нет, точно он! – Что-то уж сильно невзрачный какой-то. – Да они все такие. Это когда по телевизору показывают, то кажется, что ничего себе, а в жизни – тьфу, смотреть не на что. Как этот вот… – Это он написал эту книгу? Как ее?.. Ну, про то, как нам обустроить заграницу. – Да хрен его знает, может, и написал, сейчас все что-то пишут. Но вообще-то он вроде бы снимался. – Где? – Где сейчас все снимаются? В сериале, естественно. – Понятно, что в сериале. В каком? – Так в каком? Какие у нас сериалы? Про бандитов. – Что-то на бандита он не очень похож. – На бандита нет, а на жертву очень даже. Хотя нет, он, похоже, все-таки где-то в шоу-бизнесе крутится. – Поет, что ли? – Ты слышал, чтобы кто-то там особо пел? Больше рассказывают о своей личной жизни. Впрочем, не исключено, что он все же политикой занимается. – Оппозиционер, что ли? – Оппозиционеры с митингов не вылезают, а этот здесь без всякого дела шляется…»

Известность – любая! – явно изменила бы жизнь Григория Федоровича к лучшему. Сделала бы его поприятней, поумней и покрасивей. Вы заметили, когда известный человек говорит откровенную глупость, она, глупость, кажется не такой уж и глупой, а вполне себе ничего. В глупости известного человека можно при желании найти и скрытый смысл, и глубину, и что хочешь. А умное высказывание неизвестного человека в лучшем случае никто не заметит, а то и вообще посчитают несусветной глупостью. Известный человек к тому же не может быть некрасивым. Любой недостаток его внешности будет воспринят как изюминка, лишь подчеркивающая его индивидуальность.

Так что можно с уверенностью утверждать, что знай Григория Федоровича побольше людей, то жизнь его круто бы изменилась: всюду бы приглашали, везде ждали… Беспрестанные звонки с телевидения… Может, даже избрали бы куда-нибудь. Да хоть куда. А не избрали бы – еще лучше: возник бы повод для скандала— «почему это не избрали?!». А скандал – это же самый короткий путь к славе и успеху.

Ну а так чего можно добиться, когда тебя никто не знает? Если кто-то и поинтересуется: мол, кто это? Ему тут же ответят: а хрен его знает. Но скорее всего даже и не поинтересуются.

Сейчас главный показатель твоей известности – есть ты в Википедии или нет. Попал в Википедию – все, жизнь удалась, ты фаворит судьбы и счастливчик. А нет тебя в ней – считай, нигде нет. И на телевидение ты не попадешь, и в прессе тебя не упомянут, а значит, факт твоего существования крайне сомнителен. То есть тебя вроде бы вообще нигде нет, о тебе вспоминают разве что только во время переписи населения.

С одной стороны, прославиться вроде бы легко: необязательно изобретать что-то полезное, писать выдающееся, создавать гениальное, можно просто что-то выкрикнуть в нужном месте, оголиться где надо, найти или придумать компромат на известную личность. И чем известней личность и невероятней компромат, тем лучше. В общем, нужно уметь создать бузу на пустом месте. Нужно найти способ шокировать окружающих. И чем сильней вы их шокируете, тем больше у вас шансов стать известным. Вся сложность только в том, что окружающих уже сложно чем-то удивить. Их уже до такой степени зашокировали и заудивляли, что у них ко всяким неожиданностям выработался стойкий иммунитет. Но попробовать все же стоит. Без этого никак. Как говорится, кто не пробует, тот и не получает известности.