i f36931a51be2993b
Шрифт:
От этого ненасытного коршуна Ирии удалось спасти Эйду. Взамен он проглотит ее саму. И не подавится.
Возможно, при свете дня тут не так жутко. Но сейчас, когда солнце зашло за горизонт, а на небеса выкатилась его холодная и бледная сестра...
Темнеет - стремительно. Зловещая гладь древнего как мир озера, широкая лодка, мерный плеск весел, леонардитский конвой.
Девушка украдкой опустила в воду руку. И вздрогнула: середина Месяца Рождения Осени выстудила и без того никогда толком не прогревающийся Альварен. Если
Ирия едва подавила отчаяние. До теплых дней - еще месяцев восемь! Проторчать в этом жутком склепе - столько?!
Сердце вмиг заледенил цепенящий ужас.
Значит - нельзя допустить даже тень мысли, что останешься здесь на всю жизнь! Навсегда.
А существование, когда оно ненавистно, может стать очень долгим. Это Анри Тенмар погиб молодым!
И о нем думать тоже нельзя - или свихнешься еще быстрей.
Пусть Ирия Таррент - неблагодарная дрянь. Но надежду вселяет лишь память о выживших. А горе о погибших - даже самых дорогих!
– только глубже загоняет в бездну тоски и отчаяния. Думать об Анри так же пронзительно-больно, как о тоскливом ржании в замке...
...Ирия сидела под замком - ждала продолжения кошмара. А где-то рядом, почти за стенкой, обреченно ржал друг. Выл. А через бесконечно долгие часы - замолк...
Когда девушку вели к тюремной карете, кто-то из слуг пробормотал:
– Старый Ланс отмучился...
Поймав хмурый взгляд конвоира, Ирия поспешно отдернула руку. Еще решат, что собралась сигануть в воду. И свяжут...
Пленница прыгнула бы обязательно. Рискнула бы. Но в лодке торчит десяток леонардитов, готовых не дать преступнице сбежать от уготованной судьбы. Эти мигом выловят "подлую отцеубийцу"!
Папа...
...Бурая кровь на ковре, на одежде. Кровь из родного сердца...
Дочь спала и болтала с призраками, а отца убивали. Может, теперь поделом ей?
Сегодня нет ветра. Ни ветра, ни ряби на волнах. Траурная тишина.
Всю ночь и весь день погода сходила с ума. А сейчас - притихла. И облака заволокли полную луну. Остались лишь похоронный плеск вёсел, потеплевший вечерний воздух и мрачно-бесстрастные лица конвоиров.
Леонардиты не прощают никого. Даже невиновных. Значит - ни за что нельзя показывать слабость. Слабость, горе, слёзы...
2
С мечтами о побеге пора расставаться. С осколками мечты. С последней глупой надеждой еще более глупой девчонки.
Еще никто не удрал из Башни Кающихся Грешниц.
Говорят, мама провела здесь полный год. Не выходя из кельи, ни с кем не разговаривая. И не по собственной воле.
Почему Ирия прежде даже не задумалась, что это значит?
Еще шагая по мрачно-непроглядным коридорам, она думала: вот сейчас обрядят в монашеский балахон. И пошлют молиться. Вместе со всеми.
Посты, заутрени,
Девушка заранее успела тоскливо вздохнуть.
Действительность оказалась много кошмарней. Узница начала это осознавать - едва захлопнулась тяжелая дверь одиночной зарешеченной кельи-камеры.
Четыре шага - вдоль, три - поперек.
Толстая ржавая решетка на окне - сам Ауэнт позавидует. Едва оставшись одна, Ирия с силой потрясла ее.
Ага, мечтай, что все вокруг - кретины!
Топчан у стены. Жесткое одеяло и еще жестче - тюфяк.
У другой стены - лавка. На ней - пустой кувшин для воды и грубый крестьянский гребень. Такими пользуются кухонные девчонки - из самых бедных семей.
Таз на полу. Ведро в углу.
Ни книг, ни бумаги, ни перьев-чернил. И ни намека на свечи.
Устав от битвы с решеткой, Ирия присела - почти рухнула на тюфяк. Сдаваясь.
Зябко обняла руками колени.
Наверное, прошло час или полтора. Попробуй здесь точно определи. Часы ушли в прошлое вместе с родным домом. Всё ушло.
Осталось лишь молча сидеть на топчане, отрешенно глядя перед собой. В стылую тьму камеры. До конца своих дней.
Как медленно тянется ночь - первая в череде многих. Мрак в камере, за окном, в душе.
Лишь тусклым пятном - светло-зловещий лунный лик.
Тусклым. Слабым-слабым.
В душу неотвратимо ползет дикая тоска. А с ней - отчаянное желание колотить в дверь чем попало!
Ирия, успокойся. Имей гордость. Кто-нибудь и так обязательно придет. Рано или поздно.
Узницу должны кормить. Не для голодной же смерти ее здесь заперли! Хотя... если за родство с мятежником полагается плаха - что уготовано отцеубийцам?
Если до утра никто не явится - вот тогда Ирия грохот и устроит!
Но от утра отделяет ночь. Нестерпимо хочется пить, а кувшин - пуст.
Ну кто мешал вдоволь напиться из Альварена? Пока была возможность? Ну связали бы. А сейчас заперли - разница-то в чём?
...Папа уехал, когда получил то письмо - с герцогской печатью. Уехал, прихватив с собой почти весь гарнизон замка. И велел маме с детьми и десятком оставшихся солдат отправляться к ее брату. А она сказала, что проклянет мужа - если тот посмеет "сдохнуть за чужую честь".
Они рассорились насмерть. Впервые в жизни...
А может, и не впервые. Просто Ирия прежде не замечала. Как и многого другого.
А Эдвард Таррент всё равно уехал.
В следующий раз дети увидели отца уже после в с е г о. Бегства половины слуг и предательства монахинь. Сомкнувшихся над головой Анри ледяных волн. Ужаса с Эйдой, дороги в тюремной карете, Ауэнта, приговора.
И теплого - по-настоящему весеннего!
– дня казни. Солнечных бликов на золотых волосах и белоснежном мундире маршала-словеонца. Спасителя чужих жен и детей.