I Fear No Fate
Шрифт:
— Теон — любимый собутыльник для большинства твоих людей. И он проводит в борделях больше времени, чем мой дядя Тирион, а всем известно, что шлюхи — лучший источник информации.
— А почему Томмен — Мастер над монетой?
— Ну, Ланнистеры же срут золотом, — в ответ на её слова Робб громко рассмеялся. — Я постараюсь убедить Дейенерис, что Томмен и Тирион не станут выступать против неё. Тогда Тирион станет лордом Кастерли Рок. Джейме рассказывал мне, что Томмен смог увеличить казну Западных Земель вдвое, при этом не облагая простой народ дополнительными налогами. Я думаю, он будет
Робб молча кивнул, прежде чем заметил:
— Ты забыла про Десницу.
— Я думала, ты хотел бы сам выбрать его. Тебе нужен сильный Десница. Северяне любят тебя, но в твоём подчинении теперь и часть Юга тоже. Ты лишь сведёшь себя в могилу раньше времени, если всё взвалишь на себя одного.
— А если бы я утвердил твою кандидатуру?
Мирцелла удивлённо моргнула.
— Я королева. Я не могу быть Десницей.
— Почему? Ты назвала Джендри как одного из кандидатов в Королевскую Гвардию, а ведь они с Арьей… были возлюбленными в течение многих лет.
— Мы не обязаны перенимать у Юга всё подряд. Никто не сможет достойно служить своему королю, если не научится защищать то, что дорого лично ему.
— Тогда что мешает королеве быть также Десницей?
Встав с кресла, Мирцелла сложила руки на груди и пожала плечами.
— Потому, что я не хочу этого. Пусть меня и зовут творцом королей, но я не желала короны и совершила всё это не ради тебя или детей. Я просто хотела спасти их от Джоффри.
— Я знаю это.
— Знаешь, но не понимаешь, — Мирцелла присела на краешек постели и закрыла лицо руками. — Ты не знаешь, каково это — быть всего лишь беспомощной женщиной, быть Ланнистер. Твои люди любят меня, но стоит тебе только провозгласить меня своей Десницей, как это тут же вызовет подозрения. Я дочь Серсеи и Джейме Ланнистеров. Это не забудется так просто.
— И я полсотни раз говорил тебе, что меня это ничуть не заботит.
— Даже если тебе всё равно, другим — нет, — когда Робб опустил голову, признавая её правоту, она заглянула ему в глаза и вздохнула. — Я знаю, кто я такая, Робб, и не стыжусь этого. Пусть твоим Десницей будет какой-нибудь достойный человек, а я постараюсь стать самой лучшей и примерной женой на свете.
— Ты заслуживаешь большего.
Притянув его к себе для поцелуя, она усмехнулась.
— Я буду не первой женщиной, которая проводит дни за распитием чая и вышиванием.
Но я буду первой, кто выбрал мирную жизнь, отказавшись от власти.
*
Мирцелла была в богороще с Призраком и Серым Ветром, когда принц Рейего нашёл её. Его серебристые волосы были схожи цветом с подтаявшим снегом, и он выглядел немного нелепо в сапогах и меховом плаще — таких толстых и тяжёлых не носили даже на Стене. Дейенерис сказала, что в Дотракийском море и Заливе Работорговцев стало лишь немного прохладнее, и там никогда не выпадал снег. Мирцелла тогда подумала, что, наверное, неплохо жить в тех землях, где зима не была такой лютой, как в Вестеросе.
Рейего сопровождало двое мужчин-дотракийцев — тех, которых Дейенерис называла своими кровными всадниками. Королева также добавила, что они знают общий язык, но Мирцелла ни разу
— Они не причинят вам вреда.
Один из дотракийцев выплюнул что-то на родном языке, но Рейего перебил его.
— Матушка говорит, что волки для вашего мужа как драконы для нас. И что волки духовно связаны с каждым из Старков.
— У всех детей Эддарда Старка есть по лютоволку.
— А что станет с волком Джона? Ведь теперь у него есть Рейегаль.
— Я думаю, Призрак останется с хозяином. Если дракон — это часть Джона как Таргариена, то лютоволк — как Старка, — погладив Серого Ветра между ушей, Мирцелла приказала обоим волкам возвращаться, и они оба послушно потрусили в сторону замка, то и дело принимаясь играть друг с другом в снегу. — Ты пришёл помолиться Старым Богам?
Рейего покачал головой.
— Моя мать поклоняется Семерым, а отец верил в Мать Гор, — его красивое лицо потемнело. — По крайней мере, мне говорили так.
— Ты не помнишь своего отца?
— Он умер на следующий день после моего рождения. Мейега обещала спасти его от заражения крови, но это был обман. Моего отца звали кхал Дрого, и он был самым великим кхалом в мире. Его коса была длиннее, чем у любого другого дотракийца, и в ней звенело множество колокольчиков.
Обара поведала Мирцелле, что колокольчики в волосах дотракийцев обозначали количество убитых врагов. В косу Рейего был вплетён лишь один-единственный колокольчик.
— Мне жаль, что ты не знал его.
— Я пришёл сюда, потому что мне было скучно, а сир Джорах рассказывал, что на его родине поклоняются Древним Богам. Я хотел увидеть чардрево.
Она указала на большое дерево рядом с собой, с красными чертами лица на белой древесине.
— Вот оно.
Несколько мгновений мальчик смотрел на чардрево, осторожно касаясь вырезанного лица рукой в перчатке, прежде чем спросить:
— Вы действительно верите, что в этом дереве могут обитать Боги?
— Я считаю, что да — также как и в Великой септе Бейелора.
Рейего кивнул.
— И о чём вы просили Богов?
— Чтобы война окончилась, и люди, которые мне дороги, больше не гибли.
— Я хотел бы того же, — он лениво подопнул снег кончиком сапога. — Когда война закончится, ваши сыновья приедут в столицу, чтобы поиграть со мной?
Впервые Мирцелла заметила, насколько сын Дейенерис ещё молод. Даже в свои двенадцать, всего лишь на несколько лет моложе того возраста, в котором она вышла замуж за Робба, Рейего всё ещё оставался ребёнком, который был вынужден стать драконьим всадником и вступить в войну за королевство, которое для него ничего не значило. Сир Барристан сказал ей, что ещё до рождения Рейего ему напророчили стать «Жеребцом, что покроет весь мир», но юный принц был вовсе не воином, а простым мальчишкой, который предпочёл бы просто играть в снежки и улыбаться симпатичным девочкам.