И королевство в придачу 4
Шрифт:
— Хорошо. Ждите, господин… — стражник не выдержал дуэли взглядов, кивнул, ничем не показывая своего отношения к моей дерзости, развернулся и пошел к воротам.
Вот так. А чего я ждал? Что меня будут встречать хлебом-солью? Это в дом отца любой путешественник мог войти беспрепятственно и быть уверенным, что его приютят, обогреют и накормят, прежде чем приступят к расспросам. Да и то только в том случае, если гость будет благосклонен к разговору. В то время как сеньор, которому принадлежат земли на многие десятки миль вокруг, чьим вассалом в том числе был и мой отец, вовсе не обязан принимать каждого, кто постучался
Я уже присмотрел удобное место, где можно расположиться, ожидая аудиенции, но стражник вернулся неожиданно быстро.
— Их сиятельство примет вас, господин рыцарь. Прошу за мной.
Внутри замковых стен оказалось неожиданно многолюдно. Причем весь этот шум и гам навалился на меня врасплох. Сонная тишина перед воротами… потом, я делаю шаг вперед, и попадаю в самый настоящий человеческий водоворот.
Стайка ребятишек с визгом несется наперегонки со сворой псов. Два мужика тянут корову, которая изо всех сил упирается и не желает за ними идти... Несколько грузчиков снимают с телеги большие бочонки. Три молодые служанки, весело переговариваясь, несут корзины с бельем. Там же, какой-то франтовато одетый щеголь, бренча на мандолине, поет серенаду под балконом, с которого его благосклонно слушает дама в богатых кружевах. И тут же — буквально за спиной щеголя, у входа в кабак (судя по вывеске), пара стражников крутит руки здоровяку в порванной рубашке, а трактирщик, размахивая пузатой глиняной кружкой, что-то им объясняет... А еще дальше, две тучные молодицы, уперев руки в бока, пытаются перекричать друг друга, а заодно — недовольно ревущего осла, на которого грузят рыхлый тюк, упакованный в рогожу.
От такого множества людей у меня даже голова закружилась. Их здесь было больше, чем во дворе родительского дома появлялось за год.
— Держитесь рядом, сударь… — понял мое состояние стражник. — А то потеряетесь. С непривычки здесь каждому кажется, что он в пчелиный улей попал.
— Похоже…
— Это еще что... Крестный моей второй дочери в столице служит... — с оттенком гордости продолжил стражник. — Говорил, что там еще больше народа. Гораздо больше. Вы такое представляете?
— Нет… – честно ответил я, пытаясь мысленно оградиться от этого бедлама.
— Ничего… Если задержитесь подольше, привыкнете. Все привыкают. Я, когда только на службу взяли, сначала тоже думал, что сойду с ума. А ничего… Второй десяток лет уже разменял… Да, сударь. Человек ко всему привыкает. Даже до повешения. Сначала дергается чуть-чуть, а потом привыкает и висит спокойно… — добавил со смешком. Но через мгновение снова сделал серьезное лицо. — Нужен будет совет или какая-нибудь помощь — возвращайтесь к воротам. Я всегда на месте. Пока солнце не сядет. Или спросите Ждана Медяка. Это я... А вам сюда, сударь... — стражник указал на крепкую дубовую дверь. — Входите… Там вас встретят и проводят дальше.
Глава 28
— Здравствуйте, сударь, — одетый в ливрею пожилой слуга изобразил поклон. — Это вы настаивали на немедленной аудиенции у их сиятельства?
– Да.
— Вы уверены, что ваше дело не терпит промедления? — слуга не торопился уступать дорогу. — Я бы настоятельно рекомендовал...
— Спасибо... — я начинал понемногу злиться. — Оставьте мне самому решать. Хорошо?
— Да, конечно… — слуга снова почтительно поклонился. —
— Это что-то меняет? Я дворянин и никто не смеет мне...
— Безусловно… — слуга даже попятился, заметив на моем лице недовольство. — Я ни в коей мере не хотел задеть вашу честь и достоинство. Но дело в том, что их сиятельство… в последнее время… как это сказать… находится в плохом настроении. Особенно в послеобеденное время. И, чтобы избежать… эээ… недоразумения… я еще раз позволю себе предложить вам перенести визит на завтрашнее утро. Поверьте, господин. Так будет лучше для всех. И конечно же, прежде всего…
— К черту волокиту! — я реально начинал закипать. Что за бред? Держать дворянина перед дверью? Неслыханное оскорбление! Куда хуже давешнего хамства стражника. — Я не для того прошел такой длинный путь, чтобы ждать у порога, как какой-то нищий! Графу Ястржембскому доложили обо мне?
— Да, сударь.
— Он ждет?
— Да…
— Так какого дьявола? Ведите!
— Что ж… — вздохнул слуга, разведя руками. Мол, я предупредил. — Ваша воля, сударь. Идите за мной…
Изнутри замок оказался еще больше, чем можно было предположить, глядя снаружи.
Слуга провел меня по целому каскаду лестниц, анфилад и галерей, прежде чем мы остановились перед высокими, отделанными искусной резьбой и золотой чеканкой, двустворчатыми дверями. По обе стороны от них стояли на вытяжку два мечника, в надраенных до блеска кирасах и позолоченных шлемах. Налатники, кафтаны и штаны у обоих были выдержаны в сочетании голубого и белого цвета, как и ливрея слуги.
При нашем приближении один из них шагнул в сторону, освобождая проход. Слуга открыл дверь, вошел в помещение и громко доложил:
— Эсквайр Николай Кожедуб к их сиятельству!
Затем вышел наружу:
— Прошу! Их сиятельство вас ждет…
Я ожидал увидеть большой зал, но за дверью оказался очень скромный, даже по меркам, родительского замка, кабинет-библиотека. Комната метров пять на пять. Все стены обставлены стеллажами с фолиантами и свитками, а в простенках разной формы и окраски щиты и оружие. В основном — копья, мечи и сабли. За спиной сидевшего в кресле человека — голубовато-белый флаг с девизом. Надпись разобрать не удалось из-за того, что полотнище свисало волнами. Только первое слово «Стремительность…»
Мужчина в кресле, одетый в богато расшитый золотом кафтан, выглядел устало. Крепкий, еще не старый. Темные волосы лишь изредка прорежены благородной сединой, а плечи поникшие, взгляд тусклый и лицо той неприятной одутловатости, какими они бывают у людей пьющих много и часто. Запоем.
За спинкой кресла стояла молодая девушка одетая во что-то вроде монашеского балахона с капюшоном, с той разницей, что сшит наряд был из тончайшего, полупрозрачного муслина, почти не скрывавшего соблазнительные линии юного тела. Как будто красавицу окутала легкая мгла. На фоне этой белесой дымки особенно отчетливо выделялись ярко-зеленые глаза. В общем, девушка напоминала вальяжно раскинувшуюся на солнце кошку, но при этом внимательно посматривающую на стайку воробьев, копошащихся неподалеку в пыли. И держалась девушка как-то странно: будто старалась быть незаметной, но при этом ее рука уверенно лежала на плече мужчины. Причем не просто лежала, а крепко сжимала.