И на Солнце бывает Весна
Шрифт:
И снова дятел забил в виске, напоминая простую мысль, что сентябрь наступит то ли через день, или два-три, и, если я совсем не отстал от жизни, то Танины экзамены давным-давно сданы, может даже, еще и до нашей поездки в Богучар, и то, что она недоступна, что-то да значит...
Я положил мамины сумки в багажник, и мы вновь поехали до дома молча. Да, я понимал, что маме есть что сказать, и разговор об отце станет самым тяжелым. И только теперь я понял ее женскую мудрость - она с самого начала не начинала разговор, потому что я был за рулем. В душе она понимала, что если расскажет мне, то я уйду в свои мысли, и тогда под
Маме было что сказать, но я теперь почему-то и не смел спрашивать. А может, нужно просто доехать и подняться, спросить об этом самого отца, в самом деле!
Я сказал маме, что помогу поднять сумки, а она вдруг стушевалась, ответив, что не надо, вполне может справиться и сама, и я могу уже ехать...
– Отец, наверное, спит-отдыхает сейчас, и я бы хотела тихонько войти, его не разбудить, - нашла она последний аргумент.
– Ну что ж, войдем тихо вдвоем, - ответил тут же я.
Железная дверь, что поет мелодией домофона, открылась и захлопнулась.
– Что с ним?
– вновь спросил я, сжимая тянущие ручки сумок, когда мы стояли лицом к лицу в лифте.
– Сереж... Он прошел обследование. У нее опухоль в голове, - на этих словах железные дверцы со скрипом разошлись, и я увидел папу, его улыбку. Он встречал нас радостно в коридоре, но мне стало так плохо, что пошатнулся.
Разувшись, я прошел в зал и рухнул на диван:
– Что с тобой?
– спросил отец.
– Ты мне лучше ответить, что с тобой, пап.
– Ты рассказала?
– он обернулся к матери.
– А что, не надо было, что ли?
– резко вставил я.
– Неужели ты думал, что от меня стоит такое скрывать?!
Ему нечего было ответить.
Мама бросила сумки в прихожей, и мы теперь сидели втроем на диване. Я подумал, что вот так, втроем, плечом к плечу, мы не были давно.
– Что врачи говорят?
– спросил я.
– Нужна операция, - отвечала мама, отец лишь потупил взор и вздыхал тяжело.
– Когда будут проводить? Есть хоть какая-то конкретика?
– Есть, - вставил отец, и ушел на кухню.
– Сынок, беда, - зашептала мама, - на операцию деньги нужны, большие. Там все серьезно, у нас в наших клиниках такие не проводят, нужно ехать за рубеж.
– И сколько?
– спросил я, мама назвала сумму, добавив:
– Не знаю, наверное, квартиру продадим, что нам еще остается.
Я промолчал, не зная, как все это уложить в голове - новость упала на меня, прижав тяжелым черным комком.
– Почему же вы мне не сказали сразу?
– спросил я, пытаясь заглянуть матери в глаза, но она не смотрела на меня.
– Неужели тогда, в тот день, когда я ушел из дома и стал жить отдельно, мы... стали настолько чужими, что вы решили от меня скрыть!
Я вскочил.
– Сынок!
– крикнула мать, но я махнул рукой и пошел на кухню. Отец стоял спиной, у него тряслись руки, и он безуспешно пытался зажечь огонь под чайником.
– Сереж, не надо!
– сказал он.
– Не говори больше ничего. И так видишь, нам тяжело.
И вновь я смотрел на спину отца, как тогда, в лодке, и все мысли, чувства, что были тогда, вернулись ко мне. И я... просто обнял
– Садись, - наконец сказал я, - давай помогу с чайником.
Наступил вечер, больше к теме болезни и операции не возвращались, будто ее и не было.
– Наверное, я у вас сегодня останусь ночевать, - сказал я, и папа с мамой обрадовались.
Мне разложили диван в зале, и мы лежали с отцом, смотрели программы по кабельному каналу о рыбалке:
– А хорошо мы с тобой тогда порыбачили-то, на лодке, - сказал он.
– Да, - ответил я.
– И еще порыбачим.
Мне почему-то представилось, что мы сидим в лодке втроем - я с папой и дядей Геной. Молча держим удочки, а над дымкой поднимается рассвет, становится видным город, купола. И невольно сжались кулаки - неужели возможно такое, что и папа отправиться скоро в тот, иной мир, где нет суеты, вранья и предательства... Дядя Гена ведь давно уже там, сидит, спокойно и тепло глядя на водную гладь. Но нам с тобой, папа, туда еще рано.
И я рассказал отцу все-все про Таню. Сейчас как никогда мне нужен был его совет:
– В жизни, сынок, главное, не упустить шанс. Знаешь, как легко упустить, - после долгой паузы сказал он.
– Раз встретил девушку, так... спеши ее любить, иначе будет просто поздно. В общем, не будь тюфяком. Когда я встретил твою маму, я ухаживал за ней, но был момент, когда между нами оказался третий, и тогда я понял, что могу ее потерять. Тогда я просто рассказал ей о том, что чувствую, как она мне дорога. И она обняла, поцеловала, сказав, что я придумал много глупостей насчет того, третьего, и что ей дорог и нужен только я. Вот, - он помолчал.
– А если бы я затянул тот разговор, признание, кто знает, как бы оно все обернулось. Так что решай, как теперь быть. Зачем тянуть, ходить из стороны в сторону, если сам для себя, внутри, уже решил, что этот человек нужен тебе и дорог. И если эта Таня - твоя судьба, так действуй.
– Боюсь, поздно, я ее потерял совсем.
– Никогда не поздно, если любишь.
И я уснул, размышляя над его словами.
Утром я встал засветло, попрощался с родителями:
– Куда это ты, неужели так рано на работу ходишь?
– Да нет, хочу на дачу еще заехать.
– Ох, и любишь ты эту свою дачу, прям сердцем к ней прикипел, - посмеялся отец.
– Да, люблю, - ответил я с грустью.
– Ты держись, маму береги. Все будет хорошо.
– Конечно. И ты не волнуйся. Мы за тебя очень переживаем.
Они проводили меня, стоя у лифта.
Когда подъехал к берегу, только разгорался рассвет. Вот он, холодок, первенец сентября. И солнце светит уже по-другому, не так, как летом. Краски его даже утром темно-бордовые, печальные, словно прощальный огонь. Я обошел свой домик, и сделал несколько фотографий на телефон с разных сторон. Получилось здорово. Нужно будет потом распечатать эти снимки.
На память.
Объявление о срочной продаже дачи я разместил на сайте всего за пару минут. Цену я поставил ниже, чем купил - понимал, что желающих приобрести дачный дом не в сезон намного меньше, а мне нужно спешить. Да, спешить во всем. До начала рабочего дня было еще несколько часов, и, включив торшер, свет которого мне тоже показался родным и немного печальным, я взял тетрадь, чтобы дочитать воспоминания Звягинцева до конца.