И на восьмой день...

Куин Эллери

Лу Уолш покачал головой:

— Если ты так себя чувствуешь сейчас, Эллери, то как же ты выдержишь эти крысиные бега? Насколько я понял из слов этого парня из БВИ [2] , тебе придется работать на «Метрополитен», пытаясь выиграть войну в одиночку.

Эллери закрыл глаза и пробормотал:

— Пожалуйста, еще кофе.

На следующее утро Эллери явился в студию «Метрополитен» к девяти — по стандартам голливудских сценаристов, среди ночи. Он застал подполковника Доналдсона ожидающим его с холодной улыбкой на лице.

2

БВИ (Бюро

военной информации) — федеральное агентство в США в 1942–1945 гг., распространявшее информацию о ходе Второй мировой войны.

— Слишком активно отмечали Новый год, Квин? — осведомился подполковник. — Забыли, что кто рано встает, тому Бог дает? У меня здесь туговато с кадрами. Вы знакомы с Чарли Дайерсом?

— Привет, Чарли, — поздоровался Эллери.

Если Чарли Дайерс находился на работе в девять утра, значит, у подполковника Доналдсона действительно было туго с кадрами. Дайерс писал сценарии, когда крупный план был еще смелым новшеством.

— Привет, сынок, — отозвался ветеран, косясь в направлении кончика своего багрового носа на пепел сигары длиной в дюйм. — Добро пожаловать в корпус «Эсприда».

— Вам известно, Квин, чем мы здесь занимаемся? — спросил подполковник.

— Кто-то говорил мне вчера вечером, что сценаристы работают над темами, связанными с борьбой с мухами в столовых и венерическими болезнями.

Холодная улыбка стала ледяной.

— Тот человек сам не знал, о чем говорит. Венерическими болезнями занята другая группа.

Эллери бросил взгляд на Чарли Дайерса, но тот с невинным видом смотрел в окно, сквозь которое доносился медицинский запах эвкалипта. Все тот же старый Голливуд, если не считать мундира на человеке, который сидел за столом, подходящим по размеру для Де Милля [3] .

3

Де Милль, Сесил Блаунт (1881-1959) — американский кинорежиссер и кинопродюсер.

— У нас есть три месяца, — продолжал подполковник Доналдсон, — максимум четыре, чтобы подготовить двадцать сценариев: десять для военных и десять для гражданских зрителей. Цитируя китайскую поговорку, джентльмены, одна картина стоит тысячи слов, так что можете себе представить, сколько слов мы должны написать, чтобы снять эти фильмы. И сейчас не время для ошибок, — сурово добавил он. — Человеку свойственно ошибаться, но, когда идет война, приходится быть безгрешным. На территории этой страны не было войн с 1865 года, и большинство из вас просто не сознают, что мы можем проиграть. Но в моем кинотеатре война не будет проиграна. — В голосе подполковника зазвучали стальные нотки. — Мы должны работать объединенной командой, Квин! Помните, что я представляю вооруженные силы, Дайерс — студию, а вы... — Доналдсон замялся, казалось, что он не может найти нужные слова. — А вы будете работать с нами, Квин, подчеркиваю — не для нас, — и когда я говорю «работать», то имею в виду именно это!

И Эллери начал работать вместе с Чарли Дайерсом по двенадцать часов в день, а иногда и больше. Если состояние, в котором Квин приехал в Голливуд, можно назвать усталостью, то скоро он дошел до крайней степени изможденности.

Удобства, обещанные ему Бюро военной информации, в суматохе были позабыты, и слабо протестующий Эллери остался на постое у Уолшев. Но материнская забота Эвелин и ненавязчивое гостеприимство Лу не могли делать сносными даже уик-энды. Из-за требований подполковника вставать

ежедневно чуть свет у Эллери выработался условный рефлекс, делавший невозможным поздний подъем даже в воскресенье. В итоге вместо отдыха после недельной работы Эллери весь день с ужасом думал об утре понедельника.

Еще хуже, чем горячее, пахнущее мятой дыхание подполковника Доналдсона над ухом, была необходимость переписывать сценарии. Как только Эллери и Дайерс брались за новый сценарий, старые возвращались с требованием купирования или переделки прежних сцен и добавления новых. По крайней мере дважды Эллери ловил себя на том, что вписывает эпизод не в тот сценарий.

Он и Дайерс уже давно перестали разговаривать друг с другом, за исключением ситуаций, требующих объединенных усилий. Каждый работал как проклятый. С серыми лицами и красными, как у альбиносов, глазами, они превратились в военнопленных, снедаемых вечной безнадежной ненавистью.

Расплата наступила в субботу 1 апреля — в День дураков.

Этим утром Эллери явился в студию в половине восьмого. Он сам не знал, сколько времени просидел за машинкой, когда внезапно почувствовал на плече чью-то руку и, подняв взгляд, увидел склонившегося над ним подполковника Доналдсона.

— В чем дело? — спросил Эллери.

— Что с вами, Квин? Смотрите!

Эллери проследил за пальцем подполковника, указывающим на вставленный в машинку лист бумаги. «Ричард Квин Ричард Квин Ричард Квин Ричард Квин Ричард...» — прочитал Эллери.

— Я разговаривал с вами, — продолжал подполковник, — но вы не отвечали и даже не оборачивались — только продолжали печатать «Ричард Квин». Кто это? Ваш сын?

Эллери покачал головой, но тут же застыл. Он мог поклясться, что внутри у него что-то затарахтело.

— Мой отец, — ответил Эллери и осторожно отодвинулся от стола.

Когда ничего не произошло, он ухватился за край и изменил направление движения с горизонтального на вертикальное. К его удивлению, сделать это оказалось еще труднее, так как у него дрожали ноги. Нахмурившись, он вынужден был прислониться к столу.

Подполковник Доналдсон тоже хмурился, подобно начальнику штаба, размышляющему о дальнейшем ведении военных действий.

— Подполковник... — начал Эллери и остановился. Ему показалось, что он заикается. Он сделал глубокий вдох и попробовал снова: — Подполковник... — На сей раз получилось лучше. — По-моему, я выдохся.

— По-моему, тоже. — В голосе подполковника не слышалось враждебности. Какой-то винтик в его военной машине стерся, и самое разумное — заменить его, пока не произошла авария. Превратности войны. — Рад, что этого не случилось раньше, — мы почти у цели и сможем закончить без вас. Надеюсь, с вами все будет в порядке, Квин?

— Нет, — ответил Эллери и, подумав, добавил: — Да.

Подполковник Доналдсон кивнул и быстро направился к двери, но остановился, словно вспомнив что-то.

— Счастливой дороги, Квин, — сказал он и удалился.

Эллери сидел, размышляя, где Чарли Дайерс. Вероятно, пошел промочить горло бурбоном. Добрый старый Чарли. Ну и черт с ним.

Назад в Нью-Йорк! В Нью-Йорк с его апрельской сыростью и грязноватой красотой. Прощай, Калифорния! Назад в уютную квартиру, к отцу в поношенном халате, корпящему над «Упадком и разрушением». К отдыху! Интересно, изможденных сценаристов награждают «Пурпурным сердцем»? [4]

4

«Пурпурное сердце» — американская военная медаль.