И на восьмой день...

Куин Эллери

Эллери успел увидеть, как старик поставил ногу на колесо и легко поднялся к высокому сиденью, на котором поместился его младший спутник, и второй раз услышать глубокий, низкий голос:

— Очень хорошо, Сторикаи.

Сторикаи? Какое необычное имя! И произнесено со странным акцентом. А в голосе слышалось столько силы и покоя...

Вздохнув и покачав головой, Эллери вернулся в магазин, впитывая всеми порами запахи старого дерева, кофейных бобов, керосина, пряностей, табака, уксуса, а самое главное, прохладу.

— Никогда не видели ничего подобного, а? — весело

спросил лавочник, и Эллери пришлось с ним согласиться. — Ну, это свободная страна, а они никому не мешают. Чем могу служить?

Можно ли наполнить бак «дюзенберга» бензином высшего качества? Нет, такого в лавке не имеется — на проселочной дороге, вроде этой, на него нет спроса. Ну, тогда сойдет обычный. Что? Да, у него есть талоны на бензин... Отто Шмидт вернулся, взял у Эллери десятидолларовую купюру с таким выражением лица, словно никогда не видел ее раньше, взъерошил пару раз свой чубчик и отсчитал сдачу... Что-нибудь еще?

Эллери попросил табак для трубки, уплатил за него и огляделся вокруг, думая, что еще ему нужно.

— Как насчет ужина? — проницательно осведомился мистер Шмидт.

Эллери кивнул, сразу осознав, что именно этого ему не хватает.

— Тогда садитесь за тот столик. Окорок, яйца, кофе и пирог вам подойдут? Могу открыть банку консервированного супа...

— Нет, не стоит.

Эллери чувствовал себя виноватым из-за все еще нераскрытой коробки с ленчем, приготовленным Эвелин, но ему хотелось горячей пищи. Столик был без скатерти, но чистый, и на нем лежал потрепанный экземпляр «Зари Рис-Ривер и Солнца Остина», датированный прошлым ноябрем.

Остин... Должно быть, это Невада — это не может быть Остин в Техасе или Калифорнии. Хотя, следуя на запад из Невады, он должен был пересечь ее границу где-то здесь. Надо спросить мистера Шмидта, что это за штат. Но лавочник жарил окорок в кухне, а ко времени его возвращения вопрос вылетел у Эллери из головы.

Окорок, яйца, кофе и пирог появились на столе одновременно. Для деревенской лавки посреди пустыни они были на редкость хороши. Даже пирог оказался с сюрпризом. Под хрустящей коричневой коркой была кисло-сладкая фруктовая наминка с пряным привкусом, напомнившим Эллери корицу и что-то еще.

Он поднял взгляд и увидел, что мистер Шмидт улыбается.

— Это гвоздика, — объяснил лавочник.

— Да, — кивнул Эллери. — Я почуял гвоздику, но подумал, что этот запах от окорока. Просто великолепно!

Круглое лицо мистера Шмидта расплылось в улыбке.

— Там, откуда я приехал, было много корнуолльцев — мы им дали прозвище «кузен Джек», — и они добавляли в пирог гвоздику вместо корицы. Я подумал, почему бы не использовать то и другое, и с тех пор так и делаю.

Эллери указал на стул напротив:

— Как насчет того, чтобы присоединиться ко мне за чашкой кофе?

— Благодарю вас.

Сияющий Отто Шмидт принес себе из кухни чашку кофе, сел за стол и начал болтать без умолку, словно Эллери открыл затычку. Очевидно, ему нечасто попадались собеседники.

Он был родом из маленького городка на севере Висконсина, где вел дела в отцовской бакалейной лавке.

—

Этого едва хватало на жизнь, — продолжал Шмидт. — А после смерти папы у меня не осталось родственников в Штатах. Потом две беды случились почти одновременно...

Разразился кризис, и у Шмидта начались нелады со здоровьем. Врач советовал ему теплый, сухой климат, а все уменьшающая способность покупателей оплачивать счета положила конец бизнесу.

— Лавка принадлежала моей семье больше сорока лет, — продолжал толстячок, — но у меня не осталось выбора. Я расплатился с поставщиками, распродал товары по сниженным ценам и отправился на запад с пятью сотнями долларов в кармане, понятия не имея, куда еду и чем буду заниматься. За милю отсюда в моем драндулете кончился бензин. Я добрался сюда «автостопом» и познакомился с парнем по имени Парслоу, который владел этим магазинчиком. Он был сыт им по горло, и я предложил ему за него пять сотен — половину наличными. Он начал торговаться, но я сказал ему: «Моя машина стоит на дороге в миле отсюда и не нуждается ни в чем, кроме бензина. Можете забирать ее в уплату второй половины». — «Договорились», — согласился он. Мы заключили сделку, Парслоу наполнил канистру бензином и собрался уходить. «Вы ничего не забыли?» — спросил я. «О чем вы?» — отозвался он, хлопая себя по карманам. «Пятьдесят центов за бензин». Он выругался, но заплатил. С тех пор я здесь.

Шмидт довольно усмехнулся. Ему не хочется никуда уезжать отсюда, заверил он Эллери. Он заработал немного денег, но, даже когда ездит раз в год в Лос-Анджелес, его всегда тянет назад. На краю пустыни так... Шмидт заколебался, неуверенно описывая пухлыми ручками круги в воздухе... Так чисто! Днем можно все видеть на мили вокруг, а ночью... Ночью кажется, что видишь на миллионы миль!

— А кто эти двое, которые были здесь, когда я приехал? — внезапно спросил Эллери.

— Отшельники. Живут где-то в пустыне.

— Отшельники?

— Вроде того. Не знаю, чем они зарабатывают на пропитание, — в магазине они бывают только пару раз в году. Славные ребята — может быть, немного странные, но, как я говорил, никому не мешают. Каждый имеет право жить по-своему, если только дает жить другим.

Эллери охотно согласился и встал. Мистер Шмидт быстро предложил еще пирога и кофе, надеясь задержать его. Но Эллери улыбнулся, покачал головой, оплатил счет и сказал, что, пожалуй, лучше спросить дорогу.

— Дорогу куда? — осведомился маленький человечек.

Эллери выглядел озадаченным. Действительно, куда?

— В Лас-Вегас, — ответил он.

Шмидт взял Эллери за руку и повел к двери, где описал ему маршрут, сопровождая это многочисленными повторениями и жестами. Как Эллери вспоминал позже, суть сводилась к следующему:

— Поезжайте по этой дороге вдоль края пустыни. Не сворачивайте ни на одну дорогу, отходящую налево, а на первой развилке сворачивайте направо. Эта дорога приведет вас к шоссе на Лас-Вегас.

Эллери попрощался и поехал в указанном направлении, полагая, что больше никогда не увидит ни магазин «Край света», ни его владельца.