И не комиссар, и не еврей…
Шрифт:
Однажды, при переходе из одного лагеря в другой, некоторые пленные из “стариков” встревожились, узнав, что вместо немцев нас будут конвоировать латыши или эстонцы. О них шла молва, что и те, и другие
– настоящие садисты, вопрос только в том, кто из них хуже. И действительно было из-за чего встревожиться. Весь путь сопровождался изощренными избиениями, и если немцы обычно били отстающих или нарушающих строй, то эти били всех подряд ради развлечения, стараясь при этом причинить больше боли или нанести увечья. На улице какого-то городка одна женщина протянула пленному кусок хлеба.
Конвоир-латыш
Жуткая картина бессмысленного, жестокого уничтожения беззащитного, ни в чем не повинного человека. Колонну остановили в самом начале, по-видимому для того, чтобы все пленные смогли посмотреть на муки раненого. Потом колонна двинулась дальше, а несчастный все продолжал безуспешно совать кишки в свой живот. Его не пристрелили, оставив медленно и мучительно умирать.
На каком-то переходе нас конвоировали эстонцы. Они мне показались ничем не лучше латышей.
Сталино уже в то время было довольно крупным и, на тогдашний мой взгляд, красивым городом. Чтобы попасть в лагерь, мы прошли через весь город. Многие ожидали, что в большом городе в лагере будет какой-то порядок, будут немного лучше кормить, все будет лучше. Но оказалось, что здесь то же, что и везде, и что кормят не лучше, а в иные дни и вообще не кормят.
Лагерь был, как почти всюду, громадной площадкой, обнесенной колючей проволокой с вышками по углам. Были на его территории и какие-то капитальные здания, назначения которых не помню, но они не были жильем для пленных. Численность населения лагеря в Сталино могу лишь определить словами “очень много”. Каждый день поступали новые партии пленных, и ежедневно его покидали группы разной численности, кто на этап, а кто в сырую землю. Я слышал, что в день в этом лагере умирало до четырехсот человек. Охотно верю, поскольку не раз видел, сколько мертвецов вывозилось.
Когда я попал там на этап – был рад, так как дальнейшее пребывание в этом лагере могло закончиться только гибелью.
В Сталино я оставил своих бывших товарищей. Я говорю “бывших” потому, что к этому времени, особенно после того, как кончилась моя хлебная дотация, наши отношения охладели, и каждый, мне кажется, стал думать только о себе. Общих интересов теперь не было. Иногда между нами возникали неизвестно из-за чего ссоры, но до серьезных баталий дело не доходило.
Поведение людей в лагере не одинаково. Мне представляется, что их условно можно разбить на четыре основные категории, и поведение человека в лагере зависит от того, к какой категории он принадлежит.
Первая, наиболее многочисленная, – люди, сломленные обстоятельствами, подавленные, потерявшие способность сопротивляться и надежду на лучшее. Они всегда унылы и пассивно ожидают своего конца. Мне показалось, что к этой категории принадлежат многие крупные, с развитой мускулатурой и на вид здоровые люди. Возможно, потому, что крупным, физически сильным людям требуется больше пищи и они тяжелее переносят нехватку ее.
Вторая
Это люди честные и стойкие, но пассивные, из-за чего создается впечатление об их равнодушии.
Третья – люди, которые в любых условиях быстро акклиматизируются, чувствуют себя как рыба в воде, развивают бурную деятельность и умеют из всего извлечь для себя выгоду за счет окружающих. Они абсолютно беспринципны, циничны и ловчат всегда и во всем. Около них кормятся мелкие прихлебатели, услужливо выполняя каждое пожелание своих повелителей. Это ужасные люди, которые есть в любых слоях любого общества, и избавиться от них абсолютно невозможно. Они отличаются беспредельной подлостью и очень опасны для окружающих.
Эти люди поставляют кадры для полицаев, надсмотрщиков, доносчиков и прочего отребья.
Четвертая – самая малочисленная, но если так можно выразиться, самая высококачественная – состоит из людей смелых, принципиальных, активных, целеустремленных и самоотверженных. Эти люди никогда, ни при каких обстоятельствах не теряют самообладания и не подвержены панике. Как правило, они хорошие конспираторы, и разглядеть их в общей массе очень трудно, а то и вовсе невозможно.
В любой из этих категорий, кроме первой, встречаются никогда не унывающие весельчаки-балагуры, которые своими действиями поднимают настроение окружающих, что в условиях лагерной жизни неоценимо.
Во всех лагерях, где мне пришлось быть, я наблюдал озлобленность, склонность к конфликтам, особенно среди сломленных, подавленных, физически слабых и больных людей.
Отлично помню эпизод, когда в одном из лагерей двое “доходяг” лежа, потому что у них не было сил не только стоять, но даже сидеть, злобно ругались между собой, отчаянно матерясь и угрожая убить друг друга. Какое там “убить” – ни у того, ни у другого не было сил даже поднять пустую руку! Выдав очередную порцию угроз и израсходовав положенное количество мата, они плевали друг в друга, но и на это у них не хватало сил, и слюна падала на подбородок, шею, грудь. На следующий день они уже и плеваться были не в состоянии, но продолжали грозить убить друг друга.
А на третий день их не стало.
Ссоры и даже драки неизбежно случаются в каждом лагере, а причина их чаще всего не стоит скорлупы от выеденного яйца.
В некоторых пересыльных лагерях, в которых мне довелось быть, периодически появлялись вербовщики в полицаи, в какие-то команды неизвестного назначения и даже в казачество (в последнее принимались только потомственные казаки, принадлежность к которым установить было практически невозможно). Желающих, как правило, было не так-то много, а иногда не было совсем.
Одни шли на этот шаг, лишь бы оказаться за проволокой и не умереть с голоду, а там будь что будет. Другие – с целью, покинув лагерь, попытаться сбежать, перейти линию фронта и опять сражаться с фашистами. Третьи – чтобы верно служить своим новым хозяевам из политических или шкурных соображений.
Единственным аргументом гитлеровцев, использовавшимся для привлечения на свою сторону, было обещание давать вдоволь хлеба.
Какой примитив! Как будто людьми руководит только сытость…
Впрочем, для многих в то время кусок хлеба являлся вопросом жизни и смерти.