И нет мне прощения
Шрифт:
Алексей видел: Петя, несмотря на отрицательный результат, никак не готов сдаться, прекратить поиски. Его гонит, помимо желания найти девушку, еще и чувство вины за феназепам, без сомнения…
– Пойдем дальше по Бульварному кольцу? – предложил Ломов.
Алексей, несмотря на парализующую усталость, согласился. Странным образом, теперь, в конце пути, он за Манон уже не особо волновался – интуиция там или что (вдруг просто усталость? Алексей не очень доверял таким зыбким вещам, как внутренний голос) – возникло чувство,
– В данный момент я бы предпочел выпить кофе и съесть что-нибудь. В кафе, где вы только что были, чем кормят?
– Но мы ведь… Мы ищем Манон! Если вы пойдете завтракать, то мы потеряем как минимум полчаса! Алексей Андреевич, мы не можем себе этого позволить!
– Хорошая физическая форма есть залог успешного следствия!
– Нет, нет, мы же упустим время!!! Вы не можете, вы не имеете права!..
– Сынок, – вредным голосом произнес Кис, – ты уж позволь мне судить самому, на что я имею право, а на что нет!
Они еще некоторое время препирались, стоя на светофоре у пешеходного перехода и не подозревая, что их разногласия помогут им найти Манон…
…Манон открыла глаза из-за того, что луч солнца, проникший в щель между плотными занавесками, болезненно врезался ей между век.
Первое, что она ощутила, – непомерная жажда. Она, словно зная, где стоит бутылка воды, нашарила ее на полу и отхлебала половину от того, что в ней оставалось.
Стало немного легче. Голова болела невыносимо, но хоть жажду она утолила. Манон села на кровати.
…На кровати?
Она осмотрелась. Крошечная комната, довольно запущенная. Старые занавески, старое покрывало… И кровать старая: с шишечками. Дверь в комнатку неплотно прикрыта. Где она? Почему не дома?!
Выскользнув из кровати, она обнаружила, что одета в вечернее платье… В то самое золотистое платье, которое так шло к ее каштановым волосам с легкой рыжинкой… в котором она, кажется, была вчера в ресторане…
В ресторане?.. Ах, ну да, с Костей! Да, с ним, точно!
А теперь она где? У Кости? Не похоже, судя по убогому виду комнаты…
Ноги ее оказались босы. Кто-то снял с нее босоножки.
Она на цыпочках подошла к двери и тихо-тихо открыла ее пошире…
За ней оказалась другая комната. «Смежная», вспомнила она название такого устройства квартиры. Старая мебель, и, хоть толком не видно, но казалось, что пыльная. Стол со скатертью с бахромой, небольшой книжный шкаф, забитый до отказа, диван, покрытый ковром, на стене тоже ковер…
У Манон возникло ощущение, что она попала в прошлое. Она своими глазами никогда не видела жилья с коврами на стене и на диване, но видела их в кино о жизни советских людей в середине двадцатого века.
Манон помотала головой. Мысли немного путались. Она вернулась к кровати с шишечками, снова взяла с пола бутылку с водой и жадно прикончила ее. Похоже, она перепила накануне…
Накануне…
Много ли, немного, – это воспоминание никак не отвечало на вопрос, где она сейчас находится. Хоть и утро, – что понятно, раз солнце пробралось сквозь плотные занавески, – но в квартире царил изрядный мрак. Манон вглядывалась и прислушивалась до тех пор, пока слух ее не уловил тихий присвист. Астматический присвист чужого дыхания. Он исходил от дивана…
Только теперь глаза ее различили некоторую форму, похожую на человеческое тело… Небольшое такое тело. Под пестрым одеялом – или пледом? – сливавшимся по цвету с ковром…
В общем, на диване спал человек.
Она на цыпочках приблизилась. Одеяло было лоскутное. Манон знала – она очень многое знала благодаря своему увлечению искусством кино, – что при советской власти, в годы тотального дефицита, такие одеяла иногда шили женщины, даже не подозревая, что в это же время в Америке возникла бурная мода на лоскутные изделия. Наши шили не из-за моды – из-за нужды.
Из-под одеяла виднелась седая макушка. Вернее, лысинка, обрамленная венчиком редких седых волос. Старичок, значит… Как же она у него в квартире оказалась?!
Манон не имела ни малейшего представления. Но в данный момент она ломать голову над поиском ответа не хотела, испытывая лишь одно жгучее желание: уйти отсюда, вернуться к себе, домой!
Все так же на цыпочках, бесшумно, она вышла в крошечную прихожую и там обнаружила свои босоножки. Сумки, однако, нигде не видно. Старичок ее ограбил? Сумку спрятал в укромном месте?
Ох, какая чушь! Старенький тщедушный человек, он не мог на нее напасть! И потом, разве привел бы он ее к себе домой и спать положил, если бы ограбил?! Он ведь даже обувку с нее снял, милый какой…
В ее мозгу загрохотали вопросы: что случилось с ней после ресторана?! При чем тут старичок? Как и почему она у него очутилась на кровати с шишечками?
Вопросы были риторическими, ответа на них Манон не собиралась искать: чувствовала, что плотный туман в ее мозгу никаким усилием не развеять. Но они всплывали сами по себе, запретить им возникать она не могла – зато сумела отмахнуться от них ввиду полной безнадежности по части ответов.
Она тихо прошла на кухоньку, нашла там засаленный блокнот со списком покупок (большую часть из них представляли лекарства разного рода) и ручку, написала: «Спасибо за гостеприимство!» Затем вернулась в прихожую, наколола записку на крючок вешалки. Надев босоножки, она уж было собралась открыть дверь, как вдруг из комнаты раздался спокойный голос без всяких следов сна:
– Возьми с собой бутылку воды, дочка. На кухне на полу, подле балкона, стоят бутылки. Возьми, тебе сейчас только одно и нужно: отпиваться водой!