И обонял Господь приятное благоухание
Шрифт:
Annotation
Жак Шессе, писатель, поэт и художник, по праву считается классиком швейцарской литературы. Еще в 1973 году он получил Гонкуровскую премию («Людоед»).
Впервые на русском языке публикуется его роман «И обонял Господь приятное благоухание», в котором критики недаром усмотрели развитие темы «Парфюмера» Зюскинда. Дело в том, что герой Шессе необыкновенно остро ощущает все запахи — от медового благоухания возлюбленной до запаха смерти, исходящего от человека, которому предстоит умереть. В чувственном и кровавом сюжете как никогда ярко проявилась присущая стилю Шессе амальгама высочайшей духовности.
Жак Шессе
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
XIII
XIV
XV
XVI
XVII
XVIII
XIX
XX
XXI
XXII
XXIII
XXIV
XXV
XXVI
XXVII
XXVIII
XXIX
XXX
XXXI
XXXII
notes
1
2
3
4
5
И обонял Господь приятное благоухание
И обонял Господь приятное благоухание БЫТИЕ 8, 21
I
Меня зовут Жюль-Анри Манжен, я родился около Бург-ан-Бресс чуть более шестидесяти лет назад. Я занимал важную должность в конторе фабрики слесарных изделий. Теперь я на пенсии, уже четыре года. И постоянно вспоминаю свою жизнь. Все, о чем я рассказываю, правда.
Когда я был совсем маленьким, то узнал от аббата Нуарэ, нашего учителя катехизиса, что у святых нет запаха. Или, точнее, что от них не исходит дурных запахов, которые повсюду распространяют люди.
— Святые хорошо пахнут, — блаженно улыбаясь, говорил аббат. — Ты всегда узнаешь святого или святую по приятному запаху их тела. Усопшие святые тоже приятно пахнут. Как известно, рака, в которой хранятся мощи святой Терезы из Лизьё, источает запах роз.
Этот вопрос живо интересовал меня, и я расспрашивал аббата, потому что уже тогда у меня было очень тонкое обоняние, легко возбуждаемое от запахов, которые я вдыхал. Деревья, цветы, пыльца, животные, особенно собаки, продукты питания, готовые блюда, спальни, ванные комнаты, жилые помещения, улицы и переулки Грима, небольшого городка в Эн, где мы тогда жили и где мои родители преподавали в лицее имени Жана Жореса. И меня очень волновали запахи, исходившие от моих родителей, от их друзей, от наших родственников и от моих маленьких классных товарищей. Особенно меня смущала одна особа, наша учительница, мадемуазель Анна де Себрак. Мадемуазель Анна, жестикулируя, расхаживала по классу, и, когда она подходила к моей парте, от ее небритых подмышек исходил терпкий, болезнетворный запах. Он ужасал и притягивал меня. И я открылся в этом аббату.
— Ты уверен, что не почувствовал ни малейшего смущения, чего-то более сильного, преступного в этом омерзительном влечении? — спросил аббат.
— Господин аббат, клянусь вам…
— Не клянись. Пути Господни неисповедимы. А пока что лучше не суй свой нос в руно этой барышни.
— Но я не виноват, что от нее пахнет, она все время суетится, и от нее пахнет!
— Только от святых, как я уже много раз говорил тебе, только от святых ничем не пахнет. Точнее, хорошо пахнет.
— Но почему от святых не пахнет? Почему от них исходит такой приятный запах?
— Потому что они не знают греха. Потому что они не совершают его. Пахнет зло. А в них нет зла.
Аббат Нуарэ втянул голову в плечи, тем самым показывая, что не желает, чтобы его беспокоили. Ему хотелось посидеть на террасе дома священника, написать несколько писем, а затем углубиться в чтение августовского «Магнификата», который только что пришел по почте. После этого он достанет из кармана своей блузы маленький переплетенный экземпляр Нового
II
Через несколько лет мои родители погибли в авиакатастрофе: они летели в Египет, чтобы отправиться в археологическую экспедицию по Египту, и их самолет загорелся в нескольких километрах от берега. Опекунский совет поместил меня в приход, в дом настоятеля Нуарэ; после лекций в лицее имени Жана Жореса я помогал в приходской церкви. Я вел реестр церковных счетов, отвечал за административно-хозяйственную часть «Крист-Руа», футбольной команды, созданной настоятелем, в которой он часто играл за вратаря. Вместе с ним я организовывал праздники, проводил ежегодные и весенние распродажи и устраивал приходской бал. Я прислуживал при мессе. Готовил и организовывал визиты его преосвященства в нашу скромную обитель.
Его высокопреосвященство епископ любил приезжать к нам. Это был просвещенный и образованный человек, который читал все: отцов Церкви, святого Амвросия, святого Августина, Сименона, Фредерика Дарда. Он был доволен, что в лицее имени Жана Жореса у меня лучшая оценка по французскому, и часто задавал мне вопросы о моей работе; он, не настаивая, спрашивал, хочу ли я стать священником. Поскольку я говорил с ним о запахах, то он процитировал мне отрывок из «Исповеди», в котором даже Августин, вопреки его воле, предстает не в меру чувствительным. «Но это был человек во плоти», — ласково улыбнулся монсеньор и отметил страницу в приходском издании: «Волшебство ароматов не беспокоит меня, — говорит святой. — По крайней мере, мне так кажется: возможно, я ошибаюсь. Поскольку душа моя — потемки…»
Все время, отпущенное мне на прогулки и забавы, как говаривала моя почтенная матушка, которая уже шесть лет как умерла, я упражнялся, стараясь уловить запахи людей, с которыми я встречался, и определить по силе испарений степень их виновности, а иногда и невиновности. Пот, тепло, грязь внешняя и внутренняя, греховные помыслы, подавленные желания, которые исходили от их тел. Даже одетых. Даже зимой. Как будто тесная, плотная одежда тем сильнее изобличает запах, чем дольше она удерживает и лелеет его в своих складках. Летом запах более откровенный. Он смело заявляет о себе и почти не прячется. Зимой же и на протяжении всей весны запах становится более дерзким. Он удерживается и сгущается, концентрируясь внутри, подогревается и прокаливается между кожей и одеждой, собирающей и сохраняющей запах человека, который одевается, кутается в шерсть или в плотный хлопок и, задыхаясь, утопает в своем собственном аромате.
Летом, когда мне было семнадцать лет и когда запахи казались мне отчетливыми, аббат попросил меня и Марию Елену, дочь приходской прислуги, мадам Руиз, навести порядок в кладовой на чердаке. Ее отец — Пабло Антонио Руиз был центральным нападающим в футбольном клубе «Крист-Руа». Его сын, хулиган Паблито, которого выгнали из всех школ, будто бы обучался ремеслу в слесарной мастерской Зюбер, владелец которой был президентом приходского совета. Во время летних каникул Мария Елена зарабатывала немного су в приходской церкви. Это была не очень высокая девушка с арабским профилем, с длинной шеей и внушительной грудью, с округлыми бедрами и ягодицами, с загорелыми и блестящими ногами. Именно эти ноги раздвинутся, эти бедра будут блестеть в полумраке, когда однажды днем я признаюсь, что запах Марии Елены раздувает мне ноздри и заставляет терять рассудок.