И пала тьма
Шрифт:
Роггер хмыкнул:
— Звучит лучше, чем богоубийца.
— Что ты еще знаешь, о чем не сказала нам? — спросил Тилар.
Вира перевела взгляд с него на Дарт.
— Мы не уверены. Когда ты пришел к вирам, ты пришел с Милостью. Ты пришел один. Но в башне я видела, что ты несешь в себе бога. И в той же башне ты нашел свои ножны.
— Я нашел мои что?
Вира снова бросила взгляд на Дарт.
— Она — ножны. — Эйлан снова повернулась к Тилару. — А ты — меч.
Тилар потер лоб.
Тут заговорил Геррод:
— Думаю, что госпожа
— Кем это предназначено? — спросила смотрительница Вейл.
И хотя снова общее внимание обратилось к Эйлан, Дарт никак не могла вздохнуть полной грудью. Она украдкой глянула на подругу. Лаурелла крепко обхватила себя руками. Рядом с ней стоял Яэллин. Дарт придвинулась к ним в страхе перед тем, что сейчас будет сказано.
— Так кто говорил о мече и ножнах? — требовательно спросил Тилар.
Эйлан встретилась с ним глазами и кивком указала на Дарт:
— Ее мать.
— Что? — задохнулась девочка.
Яэллин нагнулся к ней.
— Все хорошо, Дарт, — прошептал он.
Она прижалась к нему. Ее переполняли противоречивые чувства. Много лет она мечтала о родителях, думала о них, терзалась загадками. Но правда оказалась хуже неведения. Яэллин обнял ее и укутал в тени, предлагая посильное утешение.
Геррод подался к вире, в его глазах засветилось внезапное понимание:
— Так это ты принесла в Ташижан послание из окраинных земель от богини-матери?! Ты была посланником, рассказавшим сиру Генри о ребенке и настоявшем на его спасении?!
Эйлан не стала его опровергать.
— Но ты не все рассказала сиру Генри, — продолжал мастер. — Верно?
Ответом ему послужил медленный кивок.
— Бог и ее мать страдали безумием. Милость в подобных созданиях порой пылает настолько сильно, что все связи с настоящим сгорают. Они путешествуют в прошлое… и во времена, что еще не настали. Богиня-мать увидела великую войну древности — и еще более великую войну, что придет в Мириллию. — Эйлан уставилась на Тилара тяжелым взглядом. — И это одна и та же война.
— Что это значит? — спросила смотрительница Вейл.
Но ей ответил Геррод.
— Еще одна война богов.
Вира повернулась к нему.
— Нет, не еще одна война. Та же самая война. Старые враги еще живы, хоть и пребывают глубоко в наэфире. Но они поднимутся и принесут свою вражду на нашу землю.
— И война уже началась, — с глубоким вздохом закончил Тилар и дотронулся до черного отпечатка на груди.
Дарт испугалась, что его пальцы провалятся в кружащийся омут. Что-то зашевелилось в глубине и поплыло к поверхности. Но он, казалось, ничего не замечает. Пальцы Тилара ощущали только собственную кожу. Дарт глянула на Щена, перевела взгляд на меч, на бурлящую тьму в груди Тилара. Все они похожи — едва привязаны к этому миру.
И только она видела их.
В голове закружились слова
— Почему ты не рассказала об этом сиру Генри? — спросила смотрительница Вейл.
— Богиня-мать запретила. Она видела нити последовательности и линии силы. «Я паук в паутине, у которой нет конца», — сказала она мне. Только избранные нити можно просветить. Остальные должны оставаться в темноте. Только виры знали правду. Потому что богоносец должен был прийти к нам. И как Ташижан охранял ножны, я обязана охранять меч.
— А что ж вы так добиваетесь его семени? — спросил Роггер. — Для отвода глаз?
Эйлан надменно подняла бровь.
— Нет. Мы получим его семя. У нас, виров, есть свои собственные цели, независимые от великих войн. Но в данном случае наша нить и нить богини пересеклись.
— Другими словами, — подытожил вор, — почему бы не воспользоваться случаем.
Вира передернула плечами.
Роггер поджал губы и потянул себя за бороду.
— Такой подход я уважаю.
Геррод, однако, еще не закончил расспрашивать Эйлан.
— Что еще увидела в будущем мать Дарт? Чем закончится война?
Эйлан покачала головой, впервые за время их знакомства на ее лице появилось выражение беспокойства.
— Если верить богине, там пересекается слишком много нитей. «Темная паутина, скрытая в тумане» — так она сказала. Что случится после воссоединения меча и ножен, ей не открылось.
— И никакой подсказки, что нам нужно делать? — спросил Тилар. — Как поступить с Ривенскриром? Что случится с нами самими?
Долгое мгновение Эйлан хранила молчание. Когда она заговорила, ее голос потерял решительные нотки и звучал более мягко, даже грустно:
— Виры не верят в предначертания. Следовать предсказаниям — путь дураков.
— И все же они перед нами, — возразил Геррод. — Меч и ножны.
— Да, но было ли предсказание богини предвидением или всего лишь догадкой? Она знала, что меч богов все еще существует. Знала, что в жилах ее ребенка течет кровь, которая может напитать его. Знала, что старые враги скрываются в наэфире. Не так трудно предположить, что дело дойдет до войны. Можно ли считать ее слова пророчеством? — Взгляд Эйлан переметнулся к Дарт. — У виров есть свое объяснение, почему ребенка отправили в обжитые земли.
— И почему же это? — спросил Тилар.
Глаза Эйлан не отрывались от девочки.
— Мы думаем, что ее послали сюда, чтобы начать войну. Как огонек пламени на конце очень длинного фитиля.
Дарт отшатнулась от ее обвинения. Но Яэллин по-прежнему обнимал ее.
«Нет… не может быть, чтобы она говорила правду…»
Тилар видел, как бедная девочка спряталась в тенях Яэллина, видел ужас на ее лице. Он понимал, что она чувствует, — стоило ему глянуть на собственную грудь. Неужели это правда? И они оба лишь пешки в великой войне?