И по делам твоим воздастся
Шрифт:
– Доброе утро, пани, как спали?
– Хорошо, Даринка, воду Иван нагрел?
– А как же, пани, вам какое платье подать?
– Серое, шерстяное. – Я пошла в ванную, это было, пожалуй, только одно новшество, введенное моим расточительным мужем, которое я искренне одобряла. Один поворот ручки, блестящего медного, крана и в рукомойник уже течет теплая вода, ванну мы напускали редко, экономили топливо, но раз в две недели я все же позволяла себе истинную роскошь, понежится в теплой, пахнущей благовониями, воде. Умывшись и одевшись, я подалась в столовую – завтракать. Еще на подходе, услышала шум
– Мольодой чельовек, сяадьте пряамо. Мольодой чельовек мольчите когда едите. Мольодой чельовек убирите льокти со стола.
Молодой человек, которому были обращены все эти воззвания, очевидно, был глух, поскольку постоянно вертелся, совал локтями по столу и без умолку болтал, с полным еды ртом.
– А что, тетя Аня и вправду видел Степан приведение? А оно к нам в дом не придет? Или придет? Я ему ловушку сделаю! Настоящее приведение, расскажу своим обзавидуются!
Тетушка только отмахивалась от племянника, и, судя по количеству, выпиваемого узвара, графинчик она вчера одолела до конца.
Мой приход вызвал новую волну оживления.
– Мамочка мы пойдем смотреть на флигель – начала Лиза.
– Пойдем после завтрака, метель утихла, утро чудесное, прогуляться не помешает, только, что вы там ждете увидеть, думаю, духи являются исключительно по ночам. – Я намазала теплую булку маслом, откусила и с наслаждением запила горячим, сладким чаем.
– Ну не знаю, может, найдем огарок свечи или надписи, какие на стене. – С мечтательной дрожью произнесла Лизочка. – Я о надписях на стенах в книге читала.
– Тетя может ты бы им не давала читать свои жуткие романы.
– И какая с этого беда? Страшные сказки и только. – Тетя выпила очередной стакан компота. – Духи бить не будут, страху только нагоняют. Да и то привиделось все Степану с перепою.
– Ну, тетушка, ты не права, у нас, в гимназии, есть Вова Дух, так тот так даст, перевернешься только!
– Андрюша не говори глупостей.
– Это не глупости, это правда! Мама я уже позавтракал можно я пойду одеваться, я уже наелся.
– Ладно, иди уж….
Андрюша хотел соскочить со стула, и мчатся, но его остановил властный голос воспитателя:
– Мольодой чельовек….
Андрей вздрогнул и медленно степенно встал, поклонился в мою сторону.
– Маменька, тетя.
В сторону учителя.
– Месье Бомон, можно мне выйти?
– Идитте.
Я только кивнула. Осторожно попятившись, сын чинно вышел за дверь и в ту же секунду послышался резвый топот его ног и боевой клич древних племен. Месье Бомон только горестно покачал головой и продолжил трапезу.
Через час веселой гурьбой мы вышли из дома и направились к большому флигелю.
Надо сказать, что в имении были четыре таких, как мы называли флигеля: два из них мы сдавали дачникам, на лето приезжавшим из города, для постоянных жильцов они были слишком маленькими: две комнаты,
Он находился на территории нашего парка, немного в стороне от главного въезда в имение, укрытый густой растительностью, неухоженного и дико разросшегося сада. Имел отдельный въезд, но ворота давно не открывавшиеся почти скрылись за высоким кустарником. Конюшню, бывшую при нем, давно разобрали, по причине ветхости, но сам дом был крепок. Со стороны центральной аллеи просматривалась только крыша старого флигеля. Внутри он был просторен: четыре большие комнаты, кухня, кладовая и мансарда для слуг. Вход располагался, посередине, деля дом на две симметричные половины, при жизни последней хозяйки флигеля, родной сестры Мишиного отца, Дарии Любомировны, справа от сеней шла гостиная, из нее был вход в столовую, из столовой, вы могли попасть на кухню, а из кухни вернуться в сени. Слева располагались личные покои хозяйки: кабинет-библиотека и спальня. В доме имелся также погреб. Я не раз подумывала сдать и этот дом, но в его теперешнем состоянии и думать было нечего, сначала пришлось бы сделать ремонт, а на него-то, как раз денег и не хватало. Если верить Степану, то свет он видел в окне гостиной.
О прежней хозяйке флигеля я почти ничего не знала, только то, что она была неприятной женщиной, ее не особо любили и считали ведьмой, хотя я так и не разобрала: настоящий ведьмой или просто противной бабой, каких часто ведьмами называют из-за характера. Пока мы медленно шли, аллеей, расчищенной, мужиками из ближайшей деревни, решила расспросить немного тетю.
– Кем она была, таинственная Дарья Любомировна?
– Нашей тетей, сестрой папеньки и ты это прекрасно знаешь. – Неохотно отвечала тетя.
– Но почему она жила так нелюдимо? Всех сторонилась? Говорят, даже служанку держала глухонемую, почему ее называют ведьмой?
– Потому, что наш народ не любит когда его сторонятся, у нас надо всем улыбаться, кланяться да любезничать, а если иначе себя ведешь, то значит ты – ведьма. – В голосе мягкой и всегда спокойной тетушки прозвучала такая злость, что я удивилась.
– Прости милая, возможно, обидела тебя чем-нибудь, мне просто любопытно, прости. – Я поцеловала тетю в щеку и улыбнулась. – Такое чудесное утро, не люблю зиму, но как же она красива!
Тетя улыбнулась в ответ, и погладила меня по щеке.
– Оставим мертвых в покое, и, правда, чудесное утро.
В этот момент прямо мне в ухо угодил снежок, запущенный кем-то из детей, они вели отчаянную войну снежками, я присоединилась к ним и через пять минут мы с тетей были закиданы снежным шквалом. Так шумно и со смехом добрались до большого флигеля. Смех затих, отчего-то стало неловко, как в доме, где лежит покойник, веселье там неуместно.
Иван уже был тут, рядом стоял Степан, и оба глядели на большое окно гостиной, которое оказалось с распахнутыми ставнями, оно одиноким глазом циклопа, смотрелось на фоне остальных окон наглухо закрытых и забитых досками.